Служба в Священном Синоде

Василий Михайлович Скворцов, чиновник особых поручений у Победоносцева и его правая рука, и одновременно редактор журнала «Миссионерское обозрение», приглашает Тернавцева на службу в Канцелярию Обер-прокурора Синода, куда 29 апреля 1902 г. В.А. поступает в чине коллежского секретаря сверх штата. Это отделение занималось делопроизводством по управлению духовно-учебными заведениями и по их ревизиям, наблюдало за состоянием учебно-воспитательной части, рассматривало книги духовного содержания и учебные руководства, представляло высшей власти отчеты о состоянии духовно-учебных заведений и о результатах их ревизий.

Тернавцеву поручается разработать новые учебники для начальной школы.

«Краткий список лицам, служащим по ведомству православного исповедания на 1903 год» СПб. Синод. типогр. 1903 г., указывает:

«Младший секретарь II отделения канцелярии: коллежский секретарь Валентин Александрович Тернавцев. Окончил курс Харьковского Университета. В служебном ведомстве и названном чине с 1902 г. мая 29, в должности с 13 ноября 1902 г.»

В формулярном списке Святейшего Правительственного синода в деле от 13 ноября 1902 г. записано: «…Определен на службу по ведомству православного исповедания высочайшим приказом № 82 от 20-го сентября 1902 года». Содержание получает 1200 рублей в год, квартирные 450 рублей в год.

В ноябре получает должность младшего секретаря II отделения канцелярии Синода.

И 13 ноября 1902 года В.А. знакомится с Верой Федоровной Торгуд (14.04.1874-26.08.1939), служащей страхового отдела Синода, бывшей воспитанницей Одесского института благородных девиц. Эта дата была записана в записной книжке В.А.. Началась новая страница в личной жизни Тернавцева, наполненная страстью, со страданиями и счастьем, с размолвками и примирениями, с разлуками и встречами, длившаяся до конца его жизни. Завязалась переписка, бережно сохранённая и Верой Федоровной, и Валентином Александровичем. Но это отдельная история.

Журнал «Новый Путь»

Решено было основать журнал для печатания материалов РФС. Членами –учредителями «Нового Пути» являлись: преосвященный Сергий, первый викарий СПб митрополии, Д.С.Мережковский, В.С.Миролюбов, В.В.Розанов, В.А.Тернавцев, священник И.Ф.Альбов, З.Н.Гиппиус, Е.А.Егоров, А.В.Карташев, Вас.В.Успенский, Минский, М.А.Новосёлов, архимандрит Сергий, ректор СПбДС, В.М.Скворцов, Д.В.Философов, П.П.Фурнье, И.П.Щербов, П.П.Перцов.

Начиная с первого номера, «Записки Р.- Ф. собраний» печатаются вплоть до №2 за 1904 год, когда по независящим от редакции обстоятельствам печатание записок Религиозно-Философских Собраний приостанавливается.

Вот как записал Сергей Николаевич Дурылин рассказ Перцова про «Новый Путь».

«Начали журнал без денег: у Перцова было 3000, Тернавцев дал 2000 и Мережковский выпросил 1500 у М.А.Морозова. Первый же год дал 3000 подписчиков, первые две книжки разошлись целиком к выходу 3-й, и пришлось печатать их 2-м изданием. Это был успех, которого не было у Михайловского: он начинал «Русское Богатство» (Перцов был тогда близок с ним) с гораздо меньшим числом подписчиков.

И дальше всё поразительно в судьбе «Нового Пути».

Цензура накинулась на него гораздо жесточе, чем на радикалов «Русского Богатства», «Мира Божьего»: первую же книжку цензор так почеркал, что пришлось на него жаловаться, и его несколько умиротворили свыше<…>. У журнала было две цензуры - светская и духовная (знаменитый ныне, тогда архимандрит, Антонин) И духовная была настолько милостивее светской, что редакция старалась как можно более статей посылать духовному цензору, а светский цензор дивился и ужасался тому, что пропускает духовный. Когда Антонина сделали епископом и цензором стало другое лицо, он попросил, чтобы ему оставили цензурировать «Н[овый] П[уть]», что и было разрешено. А сам Антонин громил в это время в религиозно-философских собраниях те самые идеи тех самых писателей, которые, к ужасу светского цензора, пропускал в «Нов. Пути» - и сам был «вполне черносотенен» (Перцов).

Сотрудники все – кроме сторонних беллетристов – писали бесплатно, все два года «Нового Пути» - факт беспримерный в истории русской литературы. Мережковский очень нуждался, но отдал в «Н.П.» - не беря за это ни копейки! – в 1903 г. целое исследование «Судьба Гоголя».(Курсив автора)

Журнал приходилось беречь от «декадентства», которое <…> могло компрометировать (и компрометировало!) религиозное дело «Нового Пути». <…> Основную группу журнала составляли: Перцов, Мережковские, Розанов, Философов, Нувель, - позднее Тернавцев.

Цензура глупо допекала журнал, чем только могла. Так, когда в журнале стали печататься интересные и совершенно невинные с ценз[урной] стороны письма Л.Толстого к Новосёлову, - цензура потребовала, чтобы было получено разрешение на это Л.Толстого, надеясь, что Толстой не даст этого разрешения печатать письма бывшего толстовца, открыто враждебного теперь к толстовству, - но Толстой дал это разрешение.

Мурановский post scriptum: Никто не помог. Правительство и богачи давали деньги на «Мир Искусства», на эстетику Бакста и Дягилева, «батюшки» подписывались на «Русский паломник» и издавали никому не нужные «Труды» Дух.Академии, где меньше всего было труда, если не считать, что вовсе не было «духа» - и никто не подумал позаботиться о журнале, где впервые с Петра Великого встречались Вера и Мысль, русская вера и русская мысль, - никто в огромной православной России… А о них-то – о царе, о министрах, о миллионерах, о «батюшках» еще думали, что они всеми силами распространяли «опиум для народа»! Какое наивное заблуждение!»

Зинаида Гиппиус в своих воспоминаниях описывала процесс редактирования: «Скажу, впрочем, что мы делали выкидки лишь самые необходимым. Перцов слишком любил Розанова и понимал его ценность, чтобы позволить себе малейшее искажение его идей. Редактируя, для журнала, стенографические отчеты Собраний, мы ни звука не выкидывали розановского: тут он сам за себя отвечает, пусть отвечает перед цензорами. Сухость стенограмм порою приводила нас в отчаяние: исчезала атмосфера собраний, приподнятая и возбужденная, не передавалось настроение публики…Чаще всего редактировали мы эти отчеты вдвоем не с Перцовым, а с Тернавцевым. Собрание, недавнее, было еще свежо в памяти. – Какой вздор! – говорю я. – Она (стенографистка) недослышала. Или не поняла… Ведь тут, помните, ведь тут… - Ну да!- кричит неистовый Валентин. – Василий Михайлович (Скворцов) сказал «совесть». А кто-то ему крикнул: «Разная бывает совесть. Бывает и сожженная совесть…» Он так и осел. Вставляйте сюда, «голос из публики»!

Валентин Тернавцев был не нашего «лагеря», но художественное чутье побеждало в нем «переводчика», и мы оба увлекались, стараясь преобразить казенную запись в образную картину Собраний.

- Здесь он – «голос из публики»! – орал Валентин, - обязательно голос! Я слышал, толстуха промяукала, как её, - секты исследует, она около меня сидела. Пишите тут – из публики!» (2. В своем углу. С.138/З.Н.Гиппиус «Воспоминания» 2001, М.,Захаров)

 Назад Вперед