РО РНБ СПб, фонд 1000СОП.1968.30(2), листы 186 -196.

ПОТРЯСЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО ГУМАНИЗМА ИМПЕРИИ

(ПЕЧАТИ)

Л.1 (186)

Как и почему пала Римская Империя? Историки, старающиеся мыслить прагматично, давно задают этот вопрос и отвечают на него приблизительно одинаково. Главными из причин этого падения считают: чрезмерное накопление богатств в руках правящего класса и происшедшее отсюда, обеднение низшего класса, остановка в приросте населения, замена римской крови чужеземной, вследствие постоянных войн привлечение варваров в войска, упадок мелкого свободного землевладения, чрезмерное развитие рабства, развращающее влияние кровавых зрелищ, вторжение новых и новых варварских племён, полудиких и анархических, с севера и пр. и пр. Но в общем все исследователи склоняются к выводу, что Рим погиб смертью вполне естественной вследствие вырождения и старости подобно тому, как падает осенний лист с дерева и как умирает всякий организм.

Апокалипсис же раскрывает нам иное. Империя вовсе не была на пути вырождения. У этого железного колосса сил еще хватило бы на много поколений и веков. События, потрясшие её, подготовлены были не людьми и не ими совершались. Гибель посетила её катастрофично.

Тогда как произошло это? Quibus auxiliis (А это значит – пер. ред.) катастрофа вызвана была посторонними карающими ударами в момент полного расцвета Империи. Как Deus ex machine (Бог из машины - пер. ред.) ворвались из высшего плана некие силы, которые вовсе не вытекали из предыдущего развития Рима. Эти силы обрушивались на Империю в период стабилизации её наивысшего могущества, когда это человекобожие только что развернулось в идиллию самодовлеющей благожелательности ко всем подвластным народам.

«Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдой», - возвестил апостол Павел иудео-христианам, жившим в убогих лачугах транстевертинских кварталов Рима. Этими словами он бросил пророческую угрозу темной громаде Империи. И вот теперь, спустя 35 лет, как бы в подтверждение этого, перед взорами апостола Иоанна на Патмосе приподымается завеса над целым рядом приближающихся метаисторических событий – действий гнева Божия, - которым будет дано повернуть весь ход жизни языческих народов на иные пути, более благоприятные для смиренных светильников Ассийских.

Видения Апокалипсиса, содержащиеся в VI главе, и обнимают эти акты небесного вмешательства в дела земли. С загадочной последовательностью развёртывается эта трагедия столкновения вечного добра и зла, правды Богочеловечества и неправды человекобожия, религии побежденной смерти с миражом самоувековечения. Но поприщем борьбы служат уже не тесные города Малой Асии, а «вся земля», orbis terrarium (круг земли – пер. ред.), раскинувшийся на три части света.

Господь малых церквей Ассийских Агнец – Лев, стоя у престола Отца Небесного, срывает печать за печатью с таинственной книги общечеловеческого домостроительства. И с треском каждой печати, как эхо, рушится на земле в плане эмпирическом какая-нибудь из опор поработительного гуманизма Империи. Становится ясно, что опоры эти могли служить «опорами», т.е. казаться прочными только до тех пор, пока Предвечный Бог, сущий на небесах, хранил молчание и не изрекал Своего гневного слова о них. После же сего эти четыре опоры: и успокоительная непознаваемость Бога, и бессмертная сила объединяющих учреждений, и механическая покорность земли кормящей, и естественная данность жизни во плоти, - все эти «опоры» одна за другой вдруг зашатались, и весь социальный материк государственного гуманизма рухнул, точно Атлантида, погружающаяся в бездну океана. Здесь мы являемся свидетелями правосудия, бесконечно более страшного и непреклонного, чем всякая месть человека. Четыре Херувима – это четыре великих карателя человеческой гордыни; как только она тщится стать богом, они повелевают коням сокрушить человекобожие, поднявшееся до высоты универсальных государственных форм.

Но при истолковании тайны печатей, снимаемых Агнцем, сначала надлежит объяснить, что значили эти  к о н и? Кто были те всадники? Где ипподром, по которому носились они? В чем было их назначение? Почему мстители были на конях, а не на крыльях, не на волах, не на верблюдах, не пешком, наконец?

Это кони – мистические, но, тем не менее, такие, что потрясают всё реальное и твёрдое, обращая его в прах разметаемый.

Как одни ангелы подобны тельцу, льву, орлу, - так другие имели вид коней. И это не унижает Ангелов, а лишь даёт понять, что наши земные кони созданы по образу тех коней небесных.

Каждый такой конь не сбрасывал сидящего на нем небесного всадника, не дыбился под ним, а составлял с ним одно воинствующее целое точно святой кентавр, ибо даже масть коней соответствует задачам Всадников.

Всадники же эти – не гонцы, а воители, не вестники, а свершители возмездий. Но в них нет упоения злорадства человеческим страданиям. Нанося удары, они сами остаются чисты, ясны, как лик пославшего их Бога.

Такие кони неоднократно посылаемы были Богом и в древние времена на землю, когда народы впадали в подобный же грех гордого самоутверждения. Подобных, если не тех же коней видел пророк Захария, когда им повелено было обойти землю и в его дни. Они запряжены были и в ту же колесницу, которая унесла пророка Илию на небо.

Думаю, что здесь в конях этих следует видеть особые ангельские лики светлые, святые, верные, но здесь служащие орудиями гнева Божия. В данном случае ужасала не природа коней, а миссия, делавшая их неумолимыми разрушителями всей языческой культуры. (Псал. 77, 49).

С грозовым пылом в очах они совершают отомщение Божие на  к о н я х, потому что они против лжи, охватившей всю землю, воинствовали, а конь – лучший пособник в войне: бьёт ногами землю и рвётся в бой. На быстроногих же конях неистовых, а не на волах и не пешком они явились, потому что имело задачей поскорее сокрушить своими ударами весь  к р у г  действия государственного гуманизма и тем скорее оказать помощь юным церквам Ассийским, которым в ближайшем будущем надлежало расшириться за пределы своих городских стен и подняться до кафолицизма. Не на верблюдах же они были потому, что неслись не по песчаной пустыне, а над зеленеющей и дерзко цветущей землей. На горячих же конях скачущих мчались эти небесные воители, а не летели на крыльях потому, что они поражали человеческую ложь о земле, не отрицая самой земли, как поприща для будущего воцарения истины, т.е. Града Божия.

Но где же носились кони эти?

Те кони скакали не по площади земли и не в трёхмерном пространстве. Они не подымали пыль по дорогам, не отбрасывали тени, а в той умопостигаемой среде, которая лежит за миром внешних явлений, там, где эти явления прямо соприкасались с нуменальною сущностью государственного организма, который заполнил собой миллионы человеческих душ на протяжении нескольких поколений, скрывая от них очертания своего звериного туловища. Кони неистово скакали там, откуда приходили хищные хотения и мысли в души властителей и подданных, господ и рабов, связывая их в одно целое. То общее земное чувствилище, которое от века было закрыто для света Солнца, - теперь распахнулось пред Иоанном, эта не освещаемая Солнцем область, где лежат первопричины больших исторических происшествий, не зависящих от воли человека. Вот где скакали эти кони. Пронизывая бессолнечное подполье душ, кони с настоящею воинской яростью несли всадников, направляющих удары на Империю и гуманизм, и вместе с тем на многие миллионы тех людей, кто внутренне был одержим этим гуманизмом.

И, разумеется, ни о каком противоборстве человека тут не могло быть речи. Возникает вопрос: почему не сказано, что по снятии каждой печати является такой-то Всадник, а показаны  к о н и  определённой масти и потом уже всадник, будто всё ударение тут на коне?

Так и надо. К о н ь  ведь здесь является, как Πρώτος (первый, основной -пер.ред.), потому что каждое бедствие это потрясало государственный гуманизм именно  в с е о б щ и м  о б р а з о м, но оставаясь на плоскости Империи.

Что же значит это?

Чтобы унять наивно-чудовищную дерзость человекобожия и преступлений, связанных с ним, надо было посетить весь orbis terrarium повсюдным откровением грозного бытия Божия, повсюдным мимовольным насильством меча междуусобного, повсюдным непредвидимым голодом, повсюдной неотвратимой эпидемией чумы, т.е. являться здесь и там, и близко и далеко, бросаясь от города к городу, от провинции к провинции, но не отрицая самого физического плана единой земли, - для этого нужен именно  к о н ь, скачущий неустанно над всем этим становищем лже-объединенного человечества. Только коням могла быть дана такая задача: поразить некое целостное существо, разлегшееся в душах народов и племен на пространстве всей знаемой земли, - поразить это существо, не собирая воедино этого множества человеков, как неспособных к иному лучшему собиранию, творимому в Церквях Христом.

Вот почему это всеобщее посещение совершается на  к о н я х, т.е. на живых орудиях  в с ю д у б ы в а н и я  на земле. Это, как я покажу ниже с исчерпывающей правдой, исполнилось на судьбе Римской Империи.

Но всё-таки, почему конь белый, конь вороной, конь красный и конь бледный?

Общее чувство благополучия жизни у человека – иррационально. Оно вовсе не создается из суммы так называемых «отдельных случаев», хотя бы этих отдельных случаев и было величайшее множество. Чувство злополучия жизни, как таковое, никогда нельзя людям доказать их личным опытом и из «отдельных случаев», ибо каждый человек, сходя в могилу, может сознавать несчастным себя, но всё-таки видеть других счастливыми, или по крайней мере находящимися на пути к счастью…

Каждый отдельный момент жизни, хотя бы у всех людей, может быть ужасным, но жизнь от этого может рисоваться тем более в светлом и привлекательном ореоле и влечь к себе. Эти же испытания, чтобы производить впечатление не единичных мелких фактов, не горестных случайностей, не местных и временных неудач, а ударов  о б щ и х, должны были выпячиваться вперёд именно своей энергичнейшей всюдубывающей стороной, т.е.  к о н я м и.

Человекобожие Кесарей стало государственно-универсальным при помощи животно-конной тяги, переживаемой в воинской ярости и возведённой в систему. И вот теперь, как бы в противовес этому, выступила конная же тяга, но иная – мистическая Ангельская. Грозное откровение бытия Божия и победы над смертью, непредотвратимые вспышки военных мятежей, фатальность голодов, мимовольная смерть от чумы, - все эти испытания, чтобы явиться всеобщими посещениями, - также брали на себя муку пространства и также в воинской ярости скакали на быстрых конях. Без коней это были бы только единичные несчастные «случаи», каких бывало немало и прежде в истории Рима; на конях же – это было потрясение всеобщих основ бытия. Вот почему за каждым бедствием данного дня чудился некто мстящий, воинствующий, бегущий из конца в конец земли. Он мчится так быстро, будто вихрь ему служит, вихрь окрыляет коней. Этими бедствиями потрясаемо было всё обширнейшее тело Империи то здесь, то там. А почему здесь? Почему там? И где завтра? Оставалось непонятно для поражаемых. А между тем удары эти никак не могли быть принимаемы за стихийные слепые случаи. Тут чудился план, не опрометчивая стратегия, благоприятная только «этим христианам». Как комета, появляющаяся на небе, сразу притягивает к себе общее внимание, будя тревогу и страх, так и мистические кони те, носящиеся по всему ипподрому Империи, вырисовывались взору Иоанна на первом плане. Ибо они-то и создавали для самоупоённого человекобожия у ж а с  ж и з н и  таким, что от него «некуда было уйти» и который, губя рационализм века, стал чудиться разуму власти и подвластных народов, как  о б щ а я  правда о злополучии человеческого существования на земле.

Это не была паника, возникающая вследствие неожиданности событий. Паника побеждается воздействием разума и усилием воли. Это же было вновь обретённое умное отчаяние жизни у людей власти, стремящейся к вечному существованию при отрицании победы Христа над смертью.

Но кто кроме Иоанна видел коней тех? Где? Когда?

И под раззолоченными потолками Палатина, и в уединённых домах философов, и на полях латифундий, и в низеньких лагерных палатках на далёких окраинах, - всюду маячили эти тени ветхозаветных заклятий и прещений, столь чуждые уму прежних бесстрашных поколений квиритов. Маячили, навевая самые мрачные предчувствия и распространяя над Империей трагическое небо Библии. Всеми чувствовалось, что это теперь мстят не языческие «боги» - идолы, которые «суть ничто», а тот неведомый Бог, Единый и Истинный, от века Сущий Бог ревнитель Иегова, которого они не знали, в безумии презирали.

Чувствовалось, что от Предвечного Источника Единого высылаемы, из Его небесных конюшен, те кони, неистово верные задачам, возложенных на них. И лица всадников (загнут уголок, которые? (неразб. без признака?) низменного наслаждения причиняли страдания другим, суровы, глаза устремлены к одной цели, как во время ристалищ. Они много раз огибают арену, то обгоняя друг друга, то действуя рядом, то становясь почти осязаемы, то растут, то медленно тают. На небе рукоплещут им, а на земле плачут от них. Эти карающие существа носились как ночные видения над землей.

Со стилем в руке и вощеной дощечкой на коленях, Кесари выслушивали ужасные донесения, идущие из хлебороднейших провинций, из счастливых городов, из лагерных стоянок на границах, пытались по-прежнему обводить «взором власти» столь знакомый им orbis terrarium под солнцем, но не могли больше узнать его. Под копытами этих коней некогда славные города, блиставшие великолепием, теперь лежали в руинах, везде тлели груды окровавленных тел, кругом расстилались иссохшие нивы, заносимые прахом. Пустыней глядела земля.

Прерывая сон, эти властители с факелом выходили и вглядывались в небо в надежде увидеть силуэты этих мстителей, но с поникшей головой возвращались на ложе, ничего не увидев. И римлянам, колоссам здравомыслия, казалось, что они сходят с ума.

Реальность этих карающих кентавров чувствовалась ими и днём ярче, чем все земные вещи: на них не смотрели, а продолжали видеть внутренним зрением.

Так кони раскрыли зияющую бездну под всей пирамидой власти, создавая  г о с у д а р с т в е н н о е  убеждение в злополучии человека на земле. И теперь довольно было кому бы то ни было стать у этой власти, чтобы жизнь открывалась взору не в триумфальном блеске, как в начале Империи, а как сплошное и безысходное страдалище и связанность человека пред лицом иных высших и гневных сил.

В истории Рима, насколько мы её знаем с фактической стороны, именно таково было следствие потрясения государственного гуманизма Империи. Однако был ли этот гуманизм теми конями и всадниками побеждён до конца на веки? Нет, Апокалипсис говорит, что его внутреннее существо оказалось только ранено, но еще способно к жизни. Скрывшись на нескольких веков под поверхностью взбаламученного переселением народов моря, оно под водой продолжало свою работу в подполье душ других людей и на иных условиях. И потом к изумлению его снова узрят, в другой эпохе, когда он опять явится в качестве пожирательного аппарата под Римским папством, создавая ему личину полноты католического Христианства. И только в далёком будущем по благовестию «Вечного Евангелия», как пророчествует Апокалипсис, этот «зверь из бездны» будет побеждён окончательно, брошен в озеро огненное и околеет вечною смертью.

После сих вводных объяснений, я могу приступить к истолкованию тайны каждой отдельной печати и показать карающие удары всадников этих и научить улавливать ухом топот тех же коней и в наши дни, также требующих возмездий.