Каталог файлов
Меню сайта


Форма входа


Категории раздела
Статьи Тернавцева [6]
Толкование на Апокалипсис [53]
Файлы с главами "Толкования на Апокалипсис"
О Тернавцеве [0]
Другие авторы о Тернавцеве


Поиск


Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz


  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0


    Приветствую Вас, Гость · RSS 24.04.2024, 20:57
    Главная » Файлы » Толкование на Апокалипсис

    Ефесская церковь
    [ Скачать с сервера (132.6 Kb) ] 21.05.2014, 00:00

    РО РНБ СПб. Фонд 1000СОП.1968.30(9).Толклвание на Апокалипсис святого Иоанна Богослова. [Часть I] Глава 6. Листы 1 - 58

    Семь Церквей, находящиеся в Асии

    Е Ф Е С С К А Я     Ц Е Р К В Ь

     

    Провинция Асия в составе Римской Империи представляла собой административную единицу, не только не совпадающую с нынешним понятием Азии, как части света, но даже не охватывающую всего мало-азийского полуострова. В состав Римской проконсульской Асии входило лишь 11 политий Западной части полуострова. Это была самая богатая и самая культурная часть Римской Империи на греческом Востоке. Главный город её Ефес расположен был в стороне от моря в прекрасной луговине между двумя мягко очерченными линиями гор. Ефес славился великолепными дворцами (мраморным великолепием дворцов) римских правителей и греческой знати. Αγορα (рынок – пер. ред.), вымощенная плитняком, кишела вечно возбужденной толпой.

    На площадях на видных местах и перекрестках статуи Ефесских знаменитостей, знаменитые статуи с бывших императоров без зрачков, с бычачьими откормленными шеями. Несколько театров и палестра, где ефесяне могли упражняться в вольных играх. У лавок, переполненными предметами роскоши, по целым дням колыхались носилки со знатными матронами. Обширный ипподром для конских ристалищ. Авдитории (старая форма слова «аудитория» - прим.ред.) риторских и философских школ, несколько заведений для переписки книг со штатом диктующих грамматиков и скорописцев, скульптурные и живописные мастерские, и, отдавая дань римскому вкусу, бани и амфитеатр для кровавых зрелищ, вмещавший 40 000 зрителей.

    Главная часть города резко переходила в кварталы победнее, с рынками, харчевнями, ткацкими и литейными заведениями и всякими другими мастерскими. И на окраинах беспорядочными кучами теснились лачуги бедноты и рабов. Евреи жили в особых кварталах, где не было ни статуй, ни алтарей.

    Для всей Ионийской колонии в Малой Азии Ефес был столицей, хранящей среди общего упадка предание эллинской умственной культуры и славы.

    Ефесу принадлежали также обширные плодородные земли, исчисляемые миллионами πλέθρ-ов (17х122/7 саж.) (плефр - византийская мера площади, равная 1261,9 кв. м – прим.ред.), обрабатываемые рустиками за часть урожая и рабами.

    Ефесу Римским Сенатом предоставлена была широкая автономия, разумеется, под условием ответственности за полный порядок и спокойствие во всех политиях, вошедших в состав Асии, и под звериной лапой мировой Империи Ефес не смел пошевельнуться. Во главе управления стояла клика архонтов, философски настроенных эллинских дельцов, умеющих ладить с Римом. Они выступали с трибуны перед народом и важно заседали в общественных учреждениях, особенно с тех пор, как сюда из Пергама была перенесена резиденция римского проконсула с его свитой consiliari-ев (советники - пер.ред.) и клиентов, - это еще решительнее выдвинуло Ефес на первое место в глазах Асийцев.

    Ефес имел свою гавань с корабельными верфями и товарными складами в Панорме, - это в 2-х километрах от столицы у берега Кайстрского залива. Там сосредоточена была крупнейшая торговля товарами Востока и Запада и пересылка рабов на злополучный остров Делос.

    Но Ефес с незапамятных времен был также центром религиозным – в гавани Панорме находилось древнейшее капище Артемиды-Астарты, пользовавшееся всемирной славой и составлявшее главную гордость Ефеса. Граждане Ефесские издавна отличались быстрым и восприимчивым умом и природным эстетическим вкусом, предание которого восходило к знаменитым соотечественникам – скульптору Праксителю и живописцам Парразию и Апеллесу. Но еще больше ефесяне отличались желанием во всем первенствовать, выдвигаться на первые места (во что бы то ни стало срывать рекорды). Беспокойная погоня за славой, не разбирая ей качества, была их болезнью. Каждая знаменитость, хотя бы темная, тут была окружаема шепотом завистливого удивления и одобрения. И как это ни странно, над этим городом всегда витал образ безумного ефесянина Герострата, который из одного кощунственного желания прославиться, сжег главный предмет славы Ефеса – капище Артемиды.

    Но призрак богини прочно жил не столько в камнях капища, сколько в душах Ефесян, и они решили превзойти все храмы, дотоле построенные в Греции. Эфесские женщины жертвовали свои украшения. Из соседних ионийских городов, из стран Азии и даже Персии и Месопотамии десятки лет тянулись к мольбищу тяжело нагруженные скрипучие колесницы с материалами. Из Эллады, из Сицилии и самых далеких островов плыли целые флоты с дарами. Сотни пар сильных волов тащили исполинские колонны и части фундамента из ближних и дальних каменоломен, поднимали капители на неслыханную высоту. И когда весь Храм был сооружен заново с еще большим великолепием, то толпы людей с прежним исступлением распростирались во прах пред идолом, и религиозная слава Ефеса была восстановлена. Строил этот Храм лучший архитектор тех дней Хейрократ,- тот же, по планам которого в 323 г. до Р.Х. был одновременно построен город Александрия в дельте Нила, что в Египте.

    Окруженный столетними остроконечными кипарисами и купами благовонных лавров и олеандр, храм с требищами занимал 11/2 десятины. Самый же храм в 4 раза превосходил афинский Партенон. И действительно, 120 монолитных мраморных колонн ионийского ордена в 81/2 сажени высотой вырисовывались белыми контурами на темно-синем небе.

    На каждой колонне было высечено имя греческого царька, разорившегося на эту постройку – точно все тщеславие эллинского мира тут вздымалось в виде этих колонн, возвышаясь на высокой площади, и поддерживало могучий архитрав и золоченую двухскатную крышу. Расположенный на вершине холма, этот храм был виден далеко с моря во всем величие и красоте и считался у греков одним из «семи чудес света».

    Внутри за завесой в удушливом полумраке возвышалась Диана –Астарта. Богиня ночи и таинственных родящих сил была сделана из дерева в виде истукана в мумийном футляре со множеством питающих сосцов. Перед этим закопченным изваянием древней теогонии под гул барабана и звуки свирели подымались с треножника клубы дурманящего курева, и среди мычания быков и блеяния овец под жертвенным ножом, совершаемы были мольбы и заклинания. Алтарь был изваян самим Праксителем. Стен не было видно, - так они были увешаны приношениями ex voto (по обету – пер. ред.) из золота, серебра, коринфской меди, слоновой кости, перламутра, черного дерева. А на особо почетном месте было помещено изображение главного жертвователя великого македонца – Александра, покорителя Востока, который тщетно добивался чести, чтобы ему ефесяне позволили весь храм восстановить за свой счет.

    Жрецы-евнухи, заведовавшие культом, были из персов, они пользовались доходами с обширных угодий (имений) и рыбных ловлей, принадлежавших капищу. Пискливыми голосами выкрикивали они имя богини, и, ударяя о порог жреческим загнутым посохом, зазывали прохожих к принесению жертв.

    На рынке, раскинувшемся вокруг капища, из года в год продаваемо было несчетное количество маленьких изображений храма, статуэток многогрудой богини, амулетов и всяких вещей ex voto: за выздоровление руки – изображение руки, за избавление от головной боли – изображение головы и т.п. Вследствие множества пилигримов, которые стекались сюда на поклонение, - ефесяне имели в этом культе обильнейший источник доходов.

    Жрецы, ίεροδοϋλ-ы (проститутки – пер. ред.) (с цинизмом), начальники города, художники, ремесленники, торговцы съестными припасами, содержатели гостиниц и притонов, рабы-прислужники, - все смотрели на Артемиду не только как на свою богиню покровительницу, именем которой они клялись, но и как на питательницу. Не даром она была изображена со множеством сосцов. Казалось, никакие силы не будут в состоянии поколебать этот вековой культ, столь отвечавший эстетике и материальным интересам и душевному строю полувосточной Греции и архипелага. Подрывать этот культ значило сделаться не только богохульником, но и врагом народа.

    (Это город, в котором эллинская культура была представлена во всем её мраморном великолепии и (неразб.) богатств)

    Но город Ефес также был центром эллинского праздничного веселия. Этим он не меньше (еще больше) привлекал людей из других стран. Каждую весну, когда все окна открывались навстречу солнцу, особенно торжественно в течение целого месяца праздновались и великие панегирики -  в честь Артемиды Ефесской. Многолюдные процессии мужчин, женщин и соблазнительных мальчиков в нарядных одеждах, возглавляемые прихрамывающими отцами отечества, этими похотливыми козлами с венками на головах, двигались через весь город к капищу для всенародного жертвоприношения. По вечерам в окнах почти каждого дома светились огоньки и из открытых дверей выплывали звуки музыки, стук игорных костей, смех и песни, (слышен был оживленный говор и веселая музыка). Ночные же шествия в удушливом дыму смоляных факелов с накрашенными гетерами, подплясывающими под томные звуки флейт, служили обрядным прикрытием той смеси религии с наивным бесстыдством дома терпимости, которая везде составляла истинное проклятие язычества.

    (Сбоку: отяжелевшие, разгоряченные с багрово-красными тяжелыми шеями, они хрипло смеялись каждой шутке. Ефес был развращенный город. Принимали картинные позы полководцев)

    Празднества Panionia, т.е. всеионийские, собирали в Ефес для принесения торжественных жертв Посейдону мореплавателей, судовладельцев, купцов, отправляющих грузы морем, и представителей всех двенадцати ионийских городов Азии. Тут богатые ефесяне, держащие в своих руках все изобилие азиатских рынков, одетые в шелк и парчу, старались блеснуть гостеприимством, и слава об этих пирах гремела по всему архипелагу. -

    (от круглой чаши, обходящей стол с ликующими гостями и двоились в глазах светильники (неразб. ) и они переставали отличать небо от моря. А под конец (неразб.)венки)

    (страна, где жизнь человека (эллина) протекала полнее, чем где бы то ни было в другом месте)

    Празднества Bacchanalia в честь бога Вакха-Диониса тянулись все время виноградного сбора, когда в воздухе стоял острых запах бродильных чанов. Пьяная деревенщина с окрестных гор врывалась в город. Пьяные в венках из виноградных листьев, женщины, подвесив к ушам синие грозди, дикими ватагами, горланя хвалы Дионису, с неистовыми плясками, пьяным ревом, свистом и гамом бродили по улицам, заводили драки и скандалы, озорничали.

    Празднества Lucculia установлены были в знак сочувствия римскому завоеванию Асийских стран Лукуллом, принесшего им замирение – pax Romana. На них собирались римские власти, управлявшие Азией, и представители городов, получивших права римского гражданства. Тут устраивались оргии обжорства и разврата с истинно римским размахом и гладиаторские бои перед пирующими с участием отборных пергамских атлетов.

    И, наконец, oecumenia, т.е. вселенские празднества, на которые собирались все, кто хотел, люди со всего мира, и Ефес на те дни становился космополитическим городом. Так из года в год город вращался по одному и тому же кругу грязи.

    Все эти празднества были вместе с тем ярмарками, на которых совершаемы были крупнейшие торговые сделки. Город был переполнен приезжими и весело возбужден. Иностранцы шатались из лавки в лавку, из гавани в город, толпились у меняльных столов, ели сладости, заводили знакомства с живым товаром всех народов и рас, которые, чуя наживу, стаями слетались сюда на эти дни. Театры были переполнены. У портиков, по аллеям садов и в школьных авдиториях желающие могли слушать философов и риторов.

    Казалось, что Ефес только то и делал, что без конца веселился, праздновал праздники прибылями, пирами, необузданными оргиями, песнями, хороводами, цветами. Можно было подумать, Ефесская полития – это какая-то озаренная (одаренная?) страна блаженных, где кончились заботы о деньгах, о материальных благах, что в этом городе нет места никаким серьезным мыслям, нет людей, задавленных судьбой, что это какой-то языческий элизиум, спустившийся на землю. (Самый передовой, самый большой, самый эллинский, крепкий, самый культурный, тучный. Вся самая великая страна в мире)

    Но, конечно, это было не так.

    Сравнивая свой Ефес с другими знаменитыми греческими городами того времени, ефесяне с гордостью находили, что он-то, он опережает всех. Действительно, Ефес был более чванливый (эллинистичен), чем Антиохия, более многолюден и склонен к глубоким мыслям, чем Афины с их атмосферой ясности, выделялся более аристократически характером, чем этот проходной двор – Коринф, был более богат и утончен торгашеской Фессалоники; и отличался более высокой культурной жизнью и скептическим духом, нежели казарменные Филиппы.

    В других знаменитых городах, - в Пергаме, в Афинах – греки слишком были преданы традициям и не поощряли новизны. Ефес же, наоборот, был город пытливого мышления, в нем издревле возникали большие идеи, захватывавшие потом умы всего мира. Здесь некогда Фалес дал первый толчок учению, что мир вовсе не создан олимпийскими богами, а сам собой произошел из воды. Затем Анаксимандр и Анаксимен пошли еще дальше в материалистическом объяснении мира. Они провозгласили те космогонические теории, которые еще больше потрясли наивные верования греков, установившиеся с незапамятных времен. Но в Ефесе было немало людей, которых не удовлетворял голый материализм позднейших эпикурейцев и прозаический рационализм стоиков. Ефесяне понимали, что известное – это только небольшой островок, окруженный океаном неизвестного, и чувствовали пустоту всего этого шума, погони за наживой, развлечениями и славой. Эти люди возводили своё философское предание к гениальному Ефесянину Гераклиту (475 г. до Р.Х.), который учил о преходяществе и ничтожестве всех земных вещей, и которому настолько чужда была эллинская радость жизни, что он никогда не улыбался с роду. В нем эллинский гений как бы готов был переступить границы своей национальности. Его последователи в Ефесе составили вокруг себя особую умственную школу, которая отличалась страстью к сверхъестественному, к тайным учениям, выводящим ум за пределы обычного человеческого опыта. Ефес стал городом астрологии, вызывания духов, волшебства, веры в перевоплощение, талисманы и таинственные заклинательные формулы. То, что у одних обратилось в жажду сверхъестественного, хотя бы в самых шарлатанских формах, то у других оставалось на степени неясной веры в возможность какого-то великого чуда.

    С другой стороны, та жуткая противоположность социальных верхов и низов, которая повсюду составляла смертельную болезнь античного общества, в Ефесе, как богатой столице, была еще в большей степени и вопияла об избавлении.

    С одной стороны, правящие знатные и полноправные граждане, с другой – неисчислимые толпы рабов. Вся домашняя прислуга были рабы. Везде, где требовался совместный труд многих людей, он лежал на рабах. Труд в промышленных заведениях – рабы. Строительные рабочие города – рабы; кузнецы, землекопы, грузчики в гаванях и гребцы на триремах – рабы, приказчики в торговле – рабы. Переписчики книг – рабы. Обработка земли в деревнях лежала на рабах. Конечно, между рабами были такие, которые умели пробивать себе дорогу к отпущению на волю, или ученые рабы – им жилось лучше. Но участь большинства, особенно после римского завоевания и подавления восстания рабов гладиаторов, была ужасна. У них не было ни брака, ни семьи, ни имущества. Прикрывая костлявую наготу свою рубищами, они, запираемые на ночь в эргастулах, спали на жестких циновках, брошенных на пол. От господина, на которого работали в промышленных заведениях, не получали ничего, кроме жалкой похлебки, куска хлеба и бичей. Но и среди самых этих несчастных было еще одно различие глубокое и решительное. Одни мечтали сами стать рабовладельцами, и когда им это удавалось, то были такими же бесчеловечными хозяевами. Другие, которых было меньше, с тупой покорностью несли бремя и смутно жаждали правды..

    Только эти последние по преимуществу оказались способными откликнуться на проповедь Евангелия. И вот среди них на окраинах города Ефеса зародилась и расцвела Христианская Церковь.

    Начертанный исторический сценарий mise en scene (фр. мизансцена-пер. ред.) полезно нам иметь перед глазами для понимания выдающегося значения и странной судьбы этой Церкви – первой звезды Седмисвещника Апокалипсиса. (сдвинутой с места)

    {Далее абзац перечеркнут:

    Внутренним источником для понимания сокровенного Лица этой Церкви нам будут служить памятники новозаветной письменности, так как ни об одной Церкви они не дают столь много сведений, как об Ефесской. Я разумею книгу «Деяний» Апостолов, послания ап. Павла Ефесянам, оба его послания к Тимофею в Ефес, оба послания ап. Петра, между прочим, и к христианам Асии, т.е. в Ефес, а также написанные ап. Павлом из Ефеса и под ефесскими впечатлениями: 1-е послание к Коринфянам и послание к Галатам, а также три послания ап. Иоанна. Но, конечно, самым главным источником для нас будут служить глаголы Самого Господа этой Церкви}.

     

    «АНГЕЛУ ЕФЕССКОЙ ЦЕРКВИ НАПИШИ: ТАК ГОВОРИТ ДЕРЖАЩИЙ СЕМЬ ЗВЁЗД В ДЕСНИЦЕ СВОЕЙ, ХОДЯЩИЙ ПОСРЕДИ СЕМИ ЗОЛОТЫХ СВЕТИЛЬНИКОВ»

    Прежде всего, обращает на себя внимание то, что Ефесская Церковь поставлена Христом (Иудейским Мессией) на первом месте среди других светильников Асии. Почему?

    Из послания ап. Павла к Ефесянам видно, что послание это отличается чертами от окружных соборных посланий: в нем нет ни личных приветствий, ни собственных имён, несмотря на то, что апостол учил там три года и знал всех όνομαστί, т.е. поименно (Деян.XX, 31). Это показывает, что послание это, направленное в Ефес, было предназначено не для одного Ефеса, а скорее для целого круга общин. Выступления ап. Павла в Ефесе обеспечили ему известность во всех городах Асии. Из Ефеса же, как из центра, «от имени всех асийских церквей» апостол Павел посылает приветствие верующим братьям в Галатию и в Коринф (2Кор.XVI, 19). Также ап. Иоанн, поселившийся в Ефесе после смерти ап. Павла, отсюда пишет свое καϑολίκή έπιστολή (кафолическое, соборное послание - пер. ред.), т.е. послание ко всем церквам поднебесным. И то, и другое, и третье даёт право думать, что Ефесская Церковь уже тогда была одним из самых сильных центров христианства на греческом Востоке, являясь как бы духовной метрополией многих церквей. Весьма вероятно, что некоторые из церквей Седмисвешника, если не все, были основаны учениками ап. Павла из Ефеса, ибо города Смирна, Пергам, Фиатира, Сарды, Филадельфия, Лаодикия находились в провинции Асии и смотрели на Ефес, как на свою столицу (Деян. XIX,26)

    В Ефесе эллинское христианство окончательно сознало себя не как христианство второго сорта, не как придаток к угасающему законническому христианству Палестины, а как христианство самостоятельное, только что после разрушения Иерусалима сбросившее с себя опасные путы иудаизма и достигшее некоторой богословской и структурной зрелости.

    (Сбоку вставка: Христос является чудесным Вседержителем, Владыкой Церкви… чудесами сияющий сквозь красоту, сияющий выше всякой меры, чем-то стоящим выше времени, выше пространства)

    В противность (иудейским) церквам Палестины Церковь Ефесская лично Христа не знала, но она еще свежо помнит великие личности апостолов, знает появлявшихся у нее на собраниях после смерти Павла и лже-апостолов. Под руководством ап. Иоанна Ефесская Церковь сделала первые шаги в религиозной борьбе того бурного века против гностиков за Божественный Λόγος, не возгнушавшийся девического чрева, т.е. не осквернивший себя тем, что стал плотью (1 Ин.IV, 1-3). Но начало этой борьбы еще происходило в области устного слова, живого апостольского предания, среди знамений, чудес, харизматических даров, проявлявшихся почти на каждом шагу, и братской любви, сплачивающей общину Иоанна. Первый внутренний враг христианства – Николаитство – еще стоит вне ограды этой Церкви, как соблазн будущего. Эллинская Церковь эта еще не подвергается гонениям за свою веру в распятого Царя Назарейского со стороны языческой Империи Рима. Напротив, она сама была наступающей стороной. Она верила, что Апостолы пришли в языческий мир обличить грех идолопоклонства, сильных и великих низвергнуть, малых и задавленных спасти.

    (Абзац перечеркнут одной чертой:

    И власть Вавилоно-Римской Империи в своем отношении к христианам еще стоит на точке зрения коринфского проконсула Галиона, который, отказываясь принять жалобу местных иудеев на ап. Павла, заявил, что это дело не подлежит его ведению. Христиане еще не скрываются по подземельям. Например, в Троаде-Александрии (Деян.XX, 8), а тем более в Ефесе Павел выступает в авдитории при открытых окнах, которые бывали всю ночь освещены, что не могло не броситься в глаза соседям и архонтам города. Эсхатология у ефесских христиан слитная: хилиастические чаяния Града Божия на земле не переживаются в их отдельности от пакибытия.)

    (В этом городе мистика являлась осязательной реальностью.)

    Как же открывает Себя Христос этой Церкви?

    ТАК ГОВОРИТ ДЕРЖАЩИЙ СЕМЬ ЗВЕЗД В ДЕСНИЦЕ СВОЕЙ И ХОДЯЩИЙ ПОСРЕДИ СЕМИ СВЕТИЛЬНИКОВ.

    После того, как Ефесская Церковь отделилась от хищного и плотского иудаизма, ей стала угрожать фантастика разлагающегося эллинства. И вот Господь открывает себя ей полнее, шире и светоноснее и выспреннее, чем Церкви Иудейской в Палестине.

    Он Бог не только Ефесской Церкви, но и Бог всех Церквей, возможных на земле.

    Так открывает себя Христос Церкви, создавшейся на окраинах Ефеса, потому что она была по преимуществу «апостольская» в языко-христианстве. Ей проповедовали сами апостолы и их ближайшие сотрудники. Три года там действовал апостол Павел и здесь заложил епископальный строй, долженствовавший стать потом нормой для всех церквей, будущих на земле. Павлу помогали Варнава и Лука, написавший также книгу Деяний апостольских, и пророк Сила, Онисифор (2Тим.IV, 19), Фигелл, Ермоген (2Тим. 1,15), Гаий, Аристарх (Деян.XX, 29), Нимфон, Андроник, Юний (Рим. XIV, 7).

    Кроме того, здесь проповедовали сотрудники и друзья Павла, Аквил и жена его Прискила, и имели домашнюю церковь у себя в мастерской палаток. Здесь выступал Александриец Аполлос, а также Стефан, Епафродит (Фил.II, 25), Фортунат, Ахаик (1Кор. XVI, 17), Крискент, Трофим, Тихик (2Тим.IV, 10-12). Здесь епископствовал рукоположенный Павлом любимый его ученик, сотрудник и свидетель апостольских подвигов ап. Павла во всем мире Тимофей. Здесь же проповедовал Иоанн-Марк, состоявший (бывший)

    послушником ап. Петра и написавший второе Евангелие (2Тим. IV, 11). Позднее, когда Павел в течение почти пяти лет был в узах (находился под стражей) сначала в Кесарии, потом в Риме, тут действовал сам верховный апостол Симон Петр (1Пет. I, 6) и апостол Филипп. После мученической кончины Петра и Павла сюда переселился и около 30 лет здесь проповедовал любимый ученик Христов и величайший из апостолов Иоанн со своим учеником Поликарпом. Отсюда впервые понеслось во все концы мира учение четвертого Евангелия о Премирном Логосе, ставшем Плотью, что окончательно теократизировало έκκλησ –и, сложившиеся среди язычников. Наконец, сюда в завершение Апостольского века Иоанн принес с Патмоса Апокалипсис, который дал Отец Небесный Иисусу Христу с обетованием новой теофании, т.е. тысячелетнего царства святых на земле. Во всем языко-христианстве не было никакой другой Церкви, которая была бы так связана с личностями Апостолов. Это была подлинно Sedes Apostolica (апостольская штаб-квартира – пер. ред.) во языцех! Всё это сообщало несравненный авторитет и славу Церкви Ефеса.

    Что Иерусалим был для иудейского христианства Палестины, Сирии, Финикии и диаспоры, - то Ефес стал теперь для всего зарождающегося эллинского христианства, особенно, когда век апостольский подходил к концу. К началу II века Ефес был во главе всего христианского движения в языческом мире.

    Но пресвитерам и епископам Ефесским, переслушавшим всех апостолов и их ближайших сотрудников, помнившим черты лица каждого из них и со всеми ними неоднократно обменивавшимся братскими объятиями, дававшим всем им приют у себя в доме, и столь высоко ценившим это свое преимущество и потому претендовавшим быть законодателями апостольства для всех в деле пропаганды учения, - этим пресвитерам и епископам Ефесским должно было помнить, что не апостолы создали успех Христу, а Христос апостолам. Эта-то истина, по-видимому, и затмевалась в умах первых деятелей эллинского христианства в Ефесе. И не вследствие ли их прирожденного славолюбия, - порока, который был в крови ефесян, не из ревнивого ли желания удержать за собой славу хранителей и продолжателей дела апостолов на земле. (Они надеялись, что все это сделает Ефесскую Церковь классической страной (неразб.) учителей Апостольской традиции для Европы, вселенной)

    В этом отношении и рабы и свободные были вылеплены из одного теста.

    Вот почему Христос, желая предостеречь Ефесскую Церковь от такого опасного соблазна, открывает ей, что Он – источник бытия всего того, что сделано апостолами в Ефесе и на всех концах земли. Он, а не апостолы и тем более не ефесяне, держит в руке своей все семь светильников Асийских, т.е. Церквей. Он, а не апостолы, навеки зажег семь путеводных лучистых утопий над этими пламенеющими очагами веры в Асии. Это Его земные владения.

    Как же могло произойти, что в сознании ефесских христиан апостолы заняли столь неподобающее место? (опасный сдвиг)

    Хотя к концу 1-го века списки четырех Евангелий и всех посланий апостольских уже были известны в Ефесе, однако подавляющее число христиан были рабы, бедняки и люди не книжные. Почти каждый христианин принимал веру, главным образом, из устных повествований самих апостолов или их сотрудников или непосредственных слушателей этих последних.

    При этом ефесян поражало, что роль апостолов, этих несравненных «ловцов человеков», среди основываемых ими общин слишком мало была похожа на роль риторов и обыкновенных учителей философии в том же Ефесе.

    (Абзац перечеркнут одной чертой:

    Апостолы в одном городе являлись с подробным изложением домостроительства Божия на протяжении ветхозаветных времен и с благою вестью о совершившемся пришествии Мессии – в Антиохии Писидийской. В другом с вдохновенными речами об основоположном значении крестных страданий и о воскресении Иисуса Мессии – у Галатов. Тут с речью, полной богословской мудрости и возвышенного философствования о Боге и о природе человека – в Афинах. Там с грозным словом обличения с острова свободы в Христе и указанием на свои апостольские заслуги – у Галатов. В Филиппах же с братским приветом любви и благой вестью о созидаемом Царстве Христовом, имеющем обнять Ангелов на небе и все народы на земле.)

    Сверх словесного свидетельства о Христе и чудесных знамений, подтверждающих это учение, апостолы всюду несли некое несказанное богодейство – переживаемый им во Христе творческий акт, рождающий в каждом слушателе нового человека в мир и происходящее отсюда полное обновление жизни.

    «Вы дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос»- говорил апостол Павел слушателям. И действительно, в этот момент слушатели видели перед собой не непреклонного учителя и властного вождя, а близкого человека, который с материнскими слезами и в страданиях творческого действа изводил из себя к бытию их новые души, которые оставались потом в них и росли с независимостью живых существ. И так каждого человека отдельно (Деян. XX, 20; XX, 31; 1Фес. II, 11). В таких же муках деторождения апостолы бывали везде. Поэтому труды апостолов – это вовсе не было «учение учителей» вроде публичных лекций, или агитаторских речей политических деятелей, или ораторских выступлений наемных риторов перед толпой. Это был, прежде всего, творимый внутренний переворот в каждой отдельной душе, и так в тысячах душ. Труд огромнейший и мучительнейший – «в муках рождения».

    Задача Апостолов здесь сводилась к тому, чтобы этими таинственными родильными муками возжигать в уверовавших жизнь Христову, а не свою, не Павлову, не Петрову, с Ним, т.е. со Христом воссоединять, а не с собою.

    «Разве Павел распялся за вас? Или во имя Павла вы крестились?» - с горечью упрекал он во 2-м послании к Коринфянам, которые склонны были прилепиться к Петру, Аполлосу, а не ко Христу. Так внушали повсюду Апостолы, но не совсем так принимали это жители Листры, Коринфяне, Фессалоникийцы, Галаты, Ефесяне, взволнованные величием апостолов.

    Родильными актами апостолов, совершаемыми стократно повсюду, вводились в жизнь новые люди. Эти сияющие младенческие души вступали в жизнь после только что пережитой мучительной катастрофы разрыва с семьей, друзьями. Они смотрели теперь на мир новыми глазами бесконечной радости и удивления, и вместе с тем охвачены были неугасимым желанием жить свято, творить добро, любить братий (1Ин.II, 10) и возвещать истину спасения другим (благоволение ко всем).

    Как мы знаем из книги «Деяний» и еще больше из свидетельств современников, враждебных христианству, успех Апостолов был повсюду необычайный, несмотря на самую простую речь и на философскую несообразность этого восточного, т.е. «варварского» учения, скорее похожего на безумие, и несмотря на низкий образовательный уровень людей, к которым они обращались – исстрадавшаяся беднота, рабы и лишь иногда состоятельные люди и знатные, задавленные жизнью. Мы лишь смутно можем себе представить, как высоко вознесены были Апостолы над общинами уверовавших. Это были какие-то исполины духа, настоящие завоеватели в городах, где они появлялись. На глазах богатой влиятельной синагоги Ефесской апостолы исторгали из-под власти философских школ и знаменитого древнего культа Артемиды многие десятки и сотни людей, еще вчера плясавших и бесившихся на празднике богини, или на празднике Вакха, или вокруг огромного изваяния Приапа, т.е. мужского детородного члена. И не было дня, чтобы молва не приносила в Ефес вестей о новых таких же победах Евангелия в других городах Асии.

    Уверовавшие ефесяне знали, что сам Христос при жизни собрал вокруг себя не много учеников. Да и эта малая горсть последователей тотчас же разбежалась после Его казни… Кто же, как не эти недосягаемые учители собрали теперь здесь, столь далеко от места Его распятия, эти толпы, от которых ломились авдитории и братские трапезы. Разве не силою своего огненного таланта, слова, энергии, самоотвержения, они дали Ему торжество, сделав Его поклоняемым и у ученых магов, и у торговцев, стоящих за прилавками, и в конурах рабов, и у домашних очагов задавленных жизнью людей (Деян. XX, 20) и в их общественных собраниях, т.е. έκκλήσι –ях. И Христос для Ефесян как бы терялся в лучах славы апостолов.

    Слушатели Ефесские видели над головами апостолов молниеносное сияние, уходящее в раскрытую бездонность неба, и почти боготворили их (по мало-азийски). Смешивая исповедь во грехах со слезами благоговения, эти прозревшие язычники добровольно несли к ногам апостолов деньги, одежду, съестные припасы и последние крохи своего имущества. «Если бы было возможно, то они исторгли бы очи свои и отдали мне»,- говорит о них Апостол Павел, неизлечимо больной глазами после видения, бывшего ему на пути в Дамаск (Гал.IV, 15). Верили каждому апостольскому слову, каждому самому невероятному обетованию. Как неоперенные птенцы, дрожащие в гнезде, ждали обещанного прихода апостола, восклицая: «О, красны ноги благовествующих истину!».

    Апостолы приходили и, пламенея дарами Святого Духа, орлиный взор свой устремляли куда-то вперед, в дали будущих поколений (Фил.III, 13) через головы слушателей. «Вам не тесно во мне?» - спрашивал Павел. Возвышаясь страшным правом «вязать и решать» в вечности и правом рукополагать пресвитеров и епископов, апостолы являлись подлинными законодателями познания Единого Бога и какой-то неслыханной мистической любви братской и восторженной новой жизни в тех социальных низах, где до того были только мрак и мучение.

    В отсутствие свое через поставленных ими епископов и пресвитеров, они продолжали управлять общинами и судить. И голос их издали звучал также властно и направляюще, как и в личном присутствии, ибо пергаментные свитки их посланий, с благоговением лобзаемые, многократно перечитывались на каждом собрании Церкви (2Кор.X, 8-10; XIII, 10; 1Фес.V, 27).

    (Сбоку: Свидетелей истины спасения считали не только таким свидетелем, но даже виновником спасения)

    (эллинская страсть к плотской мудрости, к красноречию)

    Но далеко не так представлялось дело это многочисленным Ефесским скептикам и особенно философам. Никакого молниеносного сияния над головой апостолов они не видели. Все эти успехи им казались каким-то неимоверным проявлением учительной ловкости и удачи. И вот сатанинская зависть вонзила свое жало в умы некоторых, и неугомонная жажда собственных успехов на этом же пути отравила их на смерть (Иак.III, 1, 14-16; 2Кор.II, 16).

    Так бывало везде, где действовали апостолы. В Ефесе же это должно было быть сугубо так. Дело в том, что со времени Александра Македонского центр эллинской культуры переместили в Малую Азию, и особенно в Ефес. В те дни Ефес – это была та же Александрия, только в меньшем виде, настоящее торжище оккультных и философских идей, с которыми предстояло встретиться Христианству и помериться силами, вершина языческой образованности, художественного вкуса, всякой религиозной полемики и, наконец, нескончаемого праздника плотской жизни. Для христианского проповедника иметь успех в Ефесе – это значило стать мировой знаменитостью, ибо сюда под тени кипарисов и мраморные колоннады площадей стекались не только маги и философы разных школ и художники для выставки своих произведений, но также видимо-невидимо людей, съезжавшихся на ярмарки и празднества, и между ними немало таких, которые искали истинного познания и которые готовы были платить учителям, не жалея динариев.

    И действительно, тут было кого послушать. Тут имели свои авдитории желчные скептики с саркастической усмешкой, подвергавшие уничтожающей критике все существующие философские системы; холодные, подчеркнуто скромно одетые стоики с горько сжатыми губами; пресыщенные эпикурейцы, пропахшие ароматами, излагавшие теорию атомов и призывающие пользоваться жизнью для наслаждений; наглый смердящий циник, сидя у своих бочек, по улицам скитался, потрясая лохмотьями и с жаром доказывая, что философу не должно ничего стыдится (перекатывающие свою бочку с одной площади на другую); Поэты, преподававшие космогонию Гесиода и мифы Гомера в новом истолковании. Они хранили культ муз и прославляли однополую любовь. Пифагорейцы с каменными лицами и с глазами, смотрящими внутрь себя, учившие о скрытой силе чисел и настаивавшие на воздержании от мясной пищи. Но больше всех привлекали к себе халдеи и жрецы тайных восточных культов с взором, неподвижно застывшим на одной мысли, и умевшие предсказывать будущее, на расстоянии влиять на судьбу людей и вызывать души умерших. Все эти учителя, часто голодавшие, но вечно снедаемые потребностью поучать, изрекать заповеди, в своих авдиториях безраздельно господствовали над слушателями. Но на площадях яростно грызлись между собой в диалогах, никогда не умолкавших, и вели интриги с целью отбить друг у друга слушателей.

    Это соперничество, а также строй политических и судебных учреждений столицы делал для ефесского гражданина искусство владеть словом первым залогом успеха. Умелая драпировка складок тоги, философская борода, важный вид, театральная жестикуляция, искусная игра голосом, - все пускаемо было в ход для успеха.

    Понятно, что дело апостолов, тоже «странствующих учителей с Востока», но с речью простой и неискусной и разящей, здесь должно было оказаться совершенно в ином положении, нежели в других местах – например, в какой-нибудь полудеревенской Дербии или даже Филиппах. Т.к. здесь в центре внимания стояли люди углубленного оккультного мышления (?) и острой жажды преступить границы обычного человеческого опыта, то поэтому Христианство, которое каждым чудом своим преступало грань естественного опыта, должно было подвергнуться самым серьезным испытаниям. В Ефесе (неразб.) языко-христиане должны были окончательно определиться.

    Недаром ап. Павел решился прийти сюда лишь после того, как имел за плечами многолетний миссионерский опыт. Книга «Деяний» передает, что ему здесь пришлось развивать (раскрывать) свое учение под перекрестным огнем враждебной полемики с четырех сторон. Он писал: «В Ефесе я пробуду до Пятидесятницы, ибо для меня (здесь) отверста великая и широкая дверь, но и противников много». О степени трудности и опасности борьбы с этими противниками можно судить по тому, что апостол Павел свои трехлетние подвиги в этом огромном языческом городе сравнивал с выступлениями гладиатора в цирке против диких зверей (1Кор.XV, 32).

    В Ефесе иудейская колония была весьма велика и влиятельна, ей для жительства предоставлена была особая часть города, и дано было право иметь своих архонтов, свой суд и несколько синагог, кроме одной главной. И что особенно важно, они освобождены были от воинской повинности и находились в постоянных сношениях с центральным храмовым правителем в Иерусалиме, куда ежегодно посылали собранные в Азийских городах дары (подати).

    Прежде всего, конечно, Павел стал выступать в иудейском квартале и главной синагоге, но тут ему пришлось выдерживать бешеные нападки со стороны старейшин синагоги, которые упорно держались воззрений иерусалимских раввинов на Закон и на то, каков должен быть Мессия. Каждое выступление Павла прерываемо было яростными криками «долой с бимы! (возвышение – прим. ред.)». Скоро ожесточение дошло до того, что шамесы (служки в синагоге - прим. ред.) в шею вытолкали его. После его ухода синагога наполнилась гулом взволнованных. Тогда ап. Павел порвал всякую связь и со всеми другими синагогами Ефеса и отряс на них прах своих ног. Их бесплодное законничество, лихорадочные ожидания Мессии-мстителя, исступленное бормотание молитв, закатывание глаз к потолку, вопли – все это осталось где-то позади, как тяжелый сон прошлого. Веяние смерти духовной распространилось над синагогой. Но этому разрыву Павел здесь придал принципиальное значение. Он разъяснил своим слушателям, евреям и язычникам, то, чего не касался никто из других апостолов. Это – полная невозможность, несмотря на все человеческие усилия и ухищрения достигать в фарисейской теократии святой праведности пред Богом и чистоты душевной. Понимание Закона, как контракта двух самостоятельных сторон – Бога и Израиля, причем исполнение каждого Божьего предписания якобы создает совершенную праведность Израиля, так что никакой Благодати Христа не нужно, - это гибельный самообман. Главная задача Закона была открывать грех и тем воочию показывать необходимость сверхъестественной Благодати Иисуса – Мессии, взявшего на Себя грех мира, распятого и воскресшего. Этим Павел решительно оградил эллинское христианства от подчинения его торгашеской праведности иудаизма на все будущие века.

    Павел нанял на окраине города скромное, но приспособленное помещение у захудалого языческого ритора, некоего Тирона, и теперь в независимой авдитории все уверовавшие жители Асии, т.е. иудеи и язычники (Деян.XIX, 2) в осенении Святого Духа могли слушать изумительное учение об Иисусе, подкрепляемое многими знамениями и чудесами не только по субботам, а каждый день. (В еврейских кварталах не показывался)

    Но, кроме того, Павлу здесь пришлось отбиваться от кощунственного иудейского использования Христа. «Семь сынов бывшего первосвященника в Иерусалимском храме, некоего Скевы, унаследовавшие от отца тайную науку демонической мистики Каббалы, странствуя из города в город и из синагоги в синагогу, занимались то колдовством, то освобождением от одержимости темными силами за деньги, то наведением порчи на людей. Видя же гораздо большие чудеса, совершаемые Апостолом, и принимая Благодать Христову лишь за более действенную форму колдовства, попытались именем Иисуса изгнать злого духа из одного одержимого (1Тим.VI, 5), но на глазах многих свидетелей, все семеро заклинателей были истерзаны этим же духом и в ужасе бежали». (Эти маги представляли умственную знать Ефеса). (Здесь христианам пришлось встретиться с диалектикой исключительной силы, которая сконцентрировала всю силу мысли и опыта на то, чтобы доказать отсутствие следов промысла Божия в жизни и истории). Как иудеи ни старались скрыть этот факт, но слух о нем так поразил многих, что скоро весь город повернулся лицом к апостолу и стал прислушиваться к его учению, и «напал страх на всех живущих в Ефесе и величаемо было Имя Господа Иисуса» (Деян.XIX, 17). Впечатление от Павла в Ефесе было впечатлением людей, совершенно растерявшихся перед величием этой духовной силы.

    После сего, события стали развертываться шире и определеннее: в Ефесе совершилась одна из самых побед Апостольского слова – это победа над носителями оккультного мировоззрения языческого, столь здесь распространенного. Под влиянием посрамления еврейских заклинателей и еще более под влиянием чудес, сопровождавших проповедь Павла, многие ученые маги Ефесские сделались слушателями апостола и добровольно принесли и сложили на площади перед авдиторием Павла целую гору своих рукописей по колдовству в общей сложности на огромную сумму 50 000 драхм (12 000 руб.) и подожгли их. Огонь медленно расползался и пожирал коробящиеся свитки, густой дым поднялся столбом над площадью, и на глазах у многолюдной собравшейся толпы теософы подталкивали ногами к костру свои пергаменты и папирусы, пока не остались от них лишь черные хлопья золы. Такое дело могло произойти только в Ефесе.

    Конечно, в Ефесе были и такие маги, и их было большинство, которые не приняли участия в этой огневой демонстрации. Они отнеслись к ней крайне неодобрительно и злобно и готовы были при первом удобном случае схватить этих демонстрантов за горло. Но, во всяком случае, это сожжение придало проповеди Павла широкую известность во всей Азии. Оно показало, что в целом учительном классе, который представлял собой умственную знать Ефеса, и который гордился своей истинной властью над материей и над душами человеческими и привлекал своими έϕεσία γράμματα (Ефесские сочинения, книги – пер. ред.) многих слушателей в этот город, произошел раскол. Таким образом, всенародно показано было крушение его. В грехе же оккультного познания публично покаяться, да еще в таком городе, как Ефес – дело было трудное и мучительное. Как волхвы с Востока, они теперь поклонились Христу и стали слушателями Павла. И потянули за собой многих ефесских граждан, которые привыкли следовать за ними. (На этом костре сгорело все их теософское прошлое).

    Потом апостол Павел писал им, что «могли постигнуть со всеми святыми, что широта, и долгота, и глубина и высота», т.е. что усовершенствовавшись в любви Христовой, они познают и ту тайну, которая так манила их в колдовстве - телепатическое влияние на людей через далекое пространство (Еф.III, 18). – молитвой, любовью.

    Ни один человек в те дни не привлекал к себе такого острого и жадного внимания со стороны жителей Ефеса и во всей Асии, как апостол Павел. Личность его была окружена ореолом сверхъестественных чудес и таинственного нового учения. А то, что имя его оказалось под «херимом», т.е. проклятием Синагоги, так это еще больше привлекало к нему внимание язычников.

    Понятно, что после таких побед скоро в частной авдитории Павла сделалось тесно. Потребовалось нанять еще несколько помещений, на других окраинах города, где учили сотрудники Павла, а на молитвенных и евхаристийных собраниях предстательствовали рукоположенные им пресвитеры (Деян.XX, 17). Но все они составляли одну Ефесскую έκκλήσι–ю, έκκλήσι–ю простолюдинов, рабов и поклонившихся волхвов. Это была замкнутый мир и город в городе, новый город в обычном старом. В έκκλήσι–и теперь стала пульсировать душа многих мыслящих и обездоленных людей города. Новая έκκλήσι–я эта стала затмевать собой богатую иудейскую синагогу, мистерии Артемиды с их оракулом, ритуальной проституцией и заманчивыми посвящениями, философские и риторские школы с их бесконечными спорами и интригами, все гетерии и другие объединения города, будучи совсем не похожа ни на одну из них. Можно с уверенностью сказать, что к концу трехлетних усилий ап. Павла в этом столичном городе не осталось ни одной хижины, ни одной риторской школы или купеческого прилавка, ни одного дворца, которые не были бы так или иначе задеты этим новым учением (Деян.XIX, 26). Для одних оно было благой вестью о спасении, над другими нависало, как грозовая туча, и гнало сон от их постелей.

    Наконец, эта школа Павла определилась в глазах всех как новая религия, а не школа, как теократически построенная Церковь Распятого и Воскресшего Христа Спасителя Мира. В вихре философских споров, веселых празднеств, процессий, торговых сделок, конских ристалищ, вакханалий гладиаторских боев, всяких восточных сумасбродств и половых извращений языческой столицы Церковь была каким-то упавшим с неба отрывком нездешнего мира, где в сладком восторге прикованы были души слушателей к проповедям.

    (О ком могли толковать на всех собраниях, в термах, на площадях, в театрах как ни о Павле.

    Город гудел по-прежнему в своих вечных приливах и отливах приезжих иностранцев, празднеств, веселий и будней.)

    Скоро Έκκλήσι–я стала затмевать даже знаменитый культ Артемиды, к которому тянулось столько поколений и с которым связано было столько интересов города. Против ложных миракул (чудес – прим.ред.), которые постоянно надо было придумывать жрецам, чтобы подогревать веру в идола, - в Церкви совершались истинные чудеса Божьего всемогущества, открывавшие новый путь жизни и будившие страх греха (Деян.XIX, 17). По молитвам έκκλήσι-и исцелялись смертельные болезни, падал с неба дождь на поля, родили виноградники, спасались утопающие далече в море. В то время, как к великолепному капищу Артемиды, пользовавшемуся jus asyli (правом убежища), стягивались преступные подонки со всей округи, оставаясь такими же преступными, благодаря чему весь город иногда попадал в руки злодеев, что побудило Августа отнять это право убежища у Храма Артемиды,- в противность этому в убогих авдиториях Έκκλήσι-и воочию совершалось чудо перерождения людей. Глядя на восторженные серьезные лица христиан, на трудовые руки мужчин, скромные глаза женщин, наблюдая их простое и достойное обхождение друг с другом на собраниях, нельзя было не удивляться. Еще более поражала внутренняя восторженная ясность этих еще вчера задавленных людей. Подсматривая за их домашней жизнью, нельзя было не верить в действительность этого сверхъестественного переворота; ибо этих людей год тому назад все знали совсем иными. Тогда это были лживые, вороватые и склонные к побегу рабы, сквернословы, грубияны, лентяи, скотоложцы, мужеложники (Еф.IV, 17-29; 1Петр II, 1-4; III, 1-4; IV, 3; Филимону), а теперь – святые. И неудержимая молва об этих перерождениях разбегалась кругами из Ефеса в другие города Асии, всюду находя отклик, удивление и радостно бьющиеся надеждой сердца.

    С каждым выступлением апостола Павла и сотрудников больше и больше открывалась для посторонних теократическая сверхприродная красота Церкви. В ней одни были Апостолы, другие пророки, иные евангелисты, иные пастыри, иные учители, иные совершители святыни (Евхаристий) (Еф. IV, 11-12). И все уважали в себе и друг в друге орудия общего дела спасения человечества.

    Но больше всего привлекало язычников любовь, переполнявшая сердца Христиан.

    «Кто имеет достаток в мире и видит брата своего в нужде и затворит от него сердце свое, как пребывает в нем любовь Божия?» (1Ин.III,17). Иоанн научил их блаженству любви. От этого учения Церкви распространялся над городом здоровый мистический воздух. Дурманящий же призрак Дианы-Астарты перестал околдовывать души и угас. Теперь для многих за завесой была не σέβασμα (респектабельный – пер .ред.) , а торчал лишь пустой закоптелый истукан с жрецами, сидящими на истертых мраморных ступенях в тщетном ожидании заказов на жертвы и не могущими от скуки сдерживать зевоту.

    Так обман, целые века творившийся в капище, теперь сам собой выявился на общий позор миру.

    Важно заметить, что ни книга Деяний, ни Послания не говорят ни слова об обличительных выступлениях апостолов Павла, Петра и Иоанна и их сотрудников против «мерзости Ефесской». Вековой культ был разоблачен, т.е. лишен окутывающей его мистики, и зашатался сам собой. И не жрецы, а металло-литейщики, художники, торговцы изображениями богини и амулетами первые спохватились и подняли на дыбы почти весь город, но было поздно. Этот мятеж против Евангелия был успокоен местным блюстителем порядка, по-видимому, ставшим учеником Павла. Обратившись к разъяренной толпе, он сказал: «Мужи сии ни храма Артемиды Ефесской ни обокрали, ни богини вашей (а не сказал «нашей») ни хулили» (Деян. XIX, 37) И ссылаясь на то, что этот бунт может быть истолкован, как самоуправство, оскорбительное для власти Рима, предложил недовольным обратиться к суду проконсула. Крики сразу умолкли, и толпа стала расходиться. Очевидно, судьба Артемиды Ефесской решалась (решилась) где-то на другом (невидимом) поле битвы.

    Таким образом, Церковь в Ефесе была на первых порах защищена ап. Павлом с четырех сторон: от лицемерного законничества и поработительных притязаний фанатиков иудаизма, от волхвований и каббалистов, от языческого ученого оккультизма и от закоренелого эллинского идолопоклонства.

    Позднее ап. Петр еще больше закрепил дело, начатое Павлом, внушив ефесским христианам, что они теперь «избранный народ Божий», ибо у них уже было свое молодое поколение: дети, отроки и юноши, возраставшие в познании Истинного Сущего Бога (1Ин. II, 12-14) и в вере в победу Христа над злом. А еще позднее апостол Иоанн окончательно завершил это же дело, внедрив в их умы учение – догмат - об Иисусе как Предвечном Λόγος -е и о Пресвятой Деве Марии, которая была вверена его попечению – как Θεοτόκός, т.е. Богоматери, из чрева которой воссиял сноп чудесных лучей Λόγος-а , озаривший весь мир.

    Так, огражденная четырьмя башнями сторожевыми, эта Церковь рабов и поклонившихся волхвов и была передана ближайшему поколению ефесских пресвитеров. (+ идея Церкви стр.110)

    Каково же было отношение ко Христу этой первой языко-христианской Церкви, созданной трудами величайших Апостолов?

    С сошествием Св. Духа здесь загорелось познание Господа, как Лица Божественного, которого Бог Отец посадил одесную Себя на небесах (Еф. 1, 15-23). И дал Ему Имя превыше всех ангелов и всякого Имени на земле, и потому ни с кем Он несравним.

    После смерти апостолов верующие устремляли мысль к Его так описуемому Существу и встречали в Нем лицом к лицу Того Истинного Бога, которого столь много искали и столь давно не находили. Бывали моменты, когда вся Церковь наполнялась ликующими лучами Его незримого присутствия – παρουσία! (парусия – пер. ред.) и тогда исчезала власть материи над душами и чувство тяжести ее тел их.

    Вместе с тем, здесь Иисуса познавали и как Лицо вполне историческое, исторически осязаемое до боли. По той ненависти, с какой евреи говорили о Нем, греки чувствовали, что Он действительно был, действительно существовал – этот загорелый сын Девы Марии и плотника Иосифа, обличавший их грехи.

    Апостолы были несравненные живописцы событий жизни Иисуса. На каждом собрании из уст их лилась потрясающая повесть о его безропотных страданиях Его на Голгофе, чего они были свидетели. Его тело, искаженное висением на кресте, окровавленная поникшая голова в терновом венце, угасающий в предсмертных муках взор (прощание и упрек) – виделись Ефесянам, как собственными глазами. Имена лиц и городов далекой южной страны, где Он проповедовал и пострадал, теперь наполнили их память, как родные.

    Все привязанности, семьи, жены, дети, начальство и подчиненные стали вдруг как слова иностранного языка.

    Его стенания, казалось, слышались по всей Асии. Вот у подножия креста Его Матерь и другие жены с потемневшими от скорби лицами, тянутся к Нему, ломая руки, вот столь знакомый ефесянам Иоанн. И тут же из толпы иудейских начальников злорадные крики торжества и бешеной ненависти против Него. И потом эта тьма на земле. Распавшиеся камни, явление многих своих умерших людей…Все так, как если бы Он был распят и пригвожден ко кресту у них в Ефесе (Гал.III, 1).

    Гневная дрожь пробегала по собранию слушателей (с нахмуренными бровями) – простолюдинов и магов ефесских. Громко и единодушно они выражали проклятие предателю Иуде, римским воинам (римские воины плевали Ему в лицо), богоубийцам – храмовым первосвященникам в Иерусалиме и Пилату… и иудеям Ефеса, которые с такой ненавистью натравляли городскую знать и чернь на Церковь. В их умах вспыхивали картины мести иудеям квартала. Но когда вспоминали завет евангельской любви и прощения, то поднятые кулаки опускались. Каждый, прижимая руки к груди, продолжал слушать дальше, мысля, что и он тоже во многом повинен перед Христом и, быть может, тоже, кто кричал: «Распни, распни Его!»

    А образ Христа, сияющий сквозь красоту воскресения, сияющий выше всякой меры.

    {Зачеркнутый абзац: Здесь же в Ефесе ап. Иоанном положено было основание культу оставленной на его попечение Девы Марии, как честнейшей Херувимов Θεοτόκος. А несколько позднее в Ефесе была воздвигнута в честь Ее Соборная Базилика – первая в Христианском мире}

    Так вся евангельская трагедия и безмерная радость победы Спасителя над грехом и смертью была пересажена с почвы иудейской на почву эллинскую. Это неслыханное дело соединяло умы уверовавших Ефесян не только со Христом, но и со всем ветхозаветным приготовлением к Нему (Еф. II, 11-20). И если принять во внимание повсюдное господство эллинской речи и ефесскую жажду первенства мысли над умами в других городах Асии- но греки тогда были учители, опекуны не только в Асии, но духовными поставщиками всего древнего мира, - то поистине можно сказать, что теперь голосу Моисея и песням Давида скоро будет отвечать всемирное эхо.

    ПОЛНУЮ ВЕРСИЯ СМОТРИТЕ В ФАЙЛЕ

    Категория: Толкование на Апокалипсис | Добавил: ternavcev
    Просмотров: 1485 | Загрузок: 30 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Бесплатный хостинг uCoz