Часть ΙII. Гл.2. ЭЛЛИНИЗМ И ХРИСТИАНСТВО

РО РНБ. ФОНД 1000СОП.1968.30/2. Л.240-249

Под железной пятой римских Кесарей в течение нескольких веков ютилось много разноязычных народов. Но и после падения тирании Рима эти племена и народы не представляли собой бессвязной кучи этнографических обломков, находящихся в состоянии упадка и разложения. Нет, все эти скопления человеческие, жившие вокруг Средиземного моря, и имевшие столь разное историческое прошлое и столь несходные оружие, нравы, наружность, одежду и по-своему устроенные жилища, – охвачены были некоторой высшей и общею жизнью и без Рима.

Это не был умышленный союз политический. Это был великий эллинский гуманизм, культура стихийной заразительности, но аполитичной, особое эллинское светское язычество. Разговорный и литературный язык её был греческий. Жители Месопотамии, Персии, евреи, сирийцы, халдеи, армяне, ливийцы, фригияне, кельты, галлы, германские народы, скифы, италийцы, – все они говорили у своих домашних очагов на родных наречиях. Но если они хотели вступить между собой в общение, науку, поэзию, философию, – то пользовались для этого языком греческим. По всем странам античного мира на крыльях греческой речи разносимы были общечеловеческие начала этого эллинского светского язычества. Эллинизация народов на протяжении нескольких веков представляла собой гигантский ассимиляционный процесс изумительного упорства, последовательности и успеха.

Учительный поток этот с особенным напряжением устремлялся за пределы родной земли несколько раз. Первая волна его хлынула после Пелопоннесских войн, когда внутренние раздоры сделали для многих греков родину хуже чужбины. Вторая волна эллинского учительства поднялась после завоеваний Александра Македонского. Куда проникали греческие софисты, гегемоны, архитекторы, географы, врачи, учителя грамоты, риторики, гимназиархи, – в Азии, Египте, – везде производили одну и ту же молекулярную работу эмансипации, приводили умы человеческие к <освобождению.> от ложных капищных страхов пред богами языческими. Третья волна эллинизма поднялась после порабощения Македонии Римом и окончательной потери эллинами государственной самостоятельности. Теперь эллины в противовес скандальному множеству богов ещё увереннее выдвигали повсюду воинствующие идеи единства истины, единства добродетелей нравственного закона, единства красоты нагого человеческого тела, проповедывали добродетель без богов. Они были добродетельнее своих богов. На этом эллины всюду строили архитектуру городов, науку, ораторское и телесное воспитание юношества, общественную жизнь, торговлю, труд, празднества. Сама Империя Кесарей опиралась на эллинизм, как на сочувственную космополитическую подстилку.

После падения военной тирании Рима, казалось, эллинская раса должна воспрянуть духом и броситься добывать для своей родины политическую самостоятельность. Но тут новый прилив учительной энергии как раз совпал с переживанием в эллинстве скорбного скепсиса. Все предыдущие гармоничное развитие завершилось сознанием, что истина непознаваема, нравственный закон – субъективная иллюзия, красота – тлен, и самая политическая независимость – не есть высшее благо и последняя цель истории (жизни). Только в христианстве эта высшая избранная раса могла найти для себя новую великую задачу – изъяснить тайну Божества кафолически, т.е. для всего человечества. Сделать из веры городов мировую религию, из веры простецов – веру философов. Эта задача способна была обновить юность этой поистине избранной расы и поставила её опять на несколько столетий во главе всех прочих племён предыдущей эпохи. Но как это могло совершиться? И были ли к тому данные в городском Христианстве?

Скажу прямо: реальных путей к тому не было. Этот поворот могло сделать только чудо. Правда, городские Церкви везде говорили на греческом языке. На нём были написаны Евангелия и послания Апостолов, на нём же совершаемо было и богослужение. Но резкая грань, существовавшая в античные времена между греками, т.е. культурным человечеством и варварами с собачьим лаяньем вместо языка, с их грубостью и уродливыми суевериями, в городских Церквах исчезла. Христиане ни на кого не смотрели с презрением. Независимо от ораторской блестящей речи, выхоленных мускулов, красиво драпирующей одежды, утонченного образа жизни, золотых обручей на черных кудрях, завитков бороды, – независимо от всего этого в недрах городских Церквей слагались новые народные массы, в среде которых гордость своим культурным превосходством была неведома. Теперь на всём пространстве Империи выступает новый   н а р о д  Б о ж и й, христиане λαος, εθνος των χριστιανων, хотя и молившийся по-гречески, но глубоко чуждый эллинскому гуманизму и питавшийся духовно не из его корней. Внутренняя душа у этого народа и священные предания были Евангельские, семитские.

Что же такое представляло собой этот гебраизм, это семитское предание по сравнению с божественным веселием гомеровских поэм, с гениальным эллинским светским язычеством, развитым всечеловеческим гуманизмом?

Восточно-семитское учение Евангелия о «блаженстве нищих духом», вера городских задворок, казались примитивными по сравнению с высокими умственными наслаждениями, доставляемые эллинской философией. Обаятельные декларации нагорной проповеди были наивной деревенщиной, мистическими пастушескими идиллиями по сравнению с героическими преданиями эллинского городского народоправства. Откровение «царства Божия» внутри сердец казалось субъектом фантазии по сравнению с объективным царством общечеловеческого познания, которому положили основы такие умы, как Архимед, Эвклид, Платон, Эратосфен, Аристотель, Птоломей, Галлен. (Уэльса смотри) Призыв не заботиться о завтрашнем дне подобно лилиям и птицам небесным, «раздать всё имение» и идти за Христом – казались несовместимыми не только со стяжательной хитростью греков, но и здравым хозяйственным смыслом и алчностью. «Не судите да не судимы будете» звучало иронией, когда столпы дикастерий являлись предметом общего уважения, ибо правосудие было всем до крайности нужно. Совет же возненавидеть отца и мать, чтобы идти за Христом, звучал совершенно зверски безумно для уха тех достопочтенных отцов семейства, у которых в душе жила скорбь по пошатнувшимся основам патриархального быта.

Правда, Галлилеяне, в большей части своей не знавшие философов даже по имени, обогатились теперь догматом, который подымал всё их мышление на степень возвышеннейшей философии. Но этот догмат способен ли был сделать из городского семитского бездомного Христианства, учения Капернаумских рыбаков, основу для мировой религии?

Думаю, что нет, ибо во всех этих радостных предписаниях Евангелия совершенно не было идеи з е м л и, догмат этот открывал внутреннюю тайну надмирного Божества. «Не имамы зде пребывающего  града» – не было пустым словом. Из этого христианства могло родиться только семитское скитальчество, бездомность, а при малейшем упадке полное одичание, доводящее своих последователей до состояния бродячего табора, а никак не образованность и культура в её настоящем смысле слова, ибо всякая культура требует положительного отношения к земле и к миру.

Вот почему, когда самая Империя начала всё больше и больше становиться эллинской, хотя не в силу политических домогательств греков, а по иным причинам, – тогда эти два универсальных учительных потока, одинаково устойчивые и одинаково устремленные к далёким коленам человечества – безземное христианство и эллинский гуманизм, стремившийся украсить и благоустроить землю – непременно должны были вступить между собою или в союз, или в борьбу за обладание умами народов.

{На обороте листа:

Византийская империя образовалась из восточной половины Римской Империи после её разделения окончательно при Феодосии Великом (395 г.). Она обнимала все азиатские провинции римской Империи, в Африке – Киренаику, Мармарику и Египет; в Европе – Фракию, Мизию, Дакию, Македонию, Эпир, Фессалию, Ахеию

…что эллинизм в основе своей был не поработителен, а освободителен. Эллинство стало во главе народов потому, что свою свободу оно умело сделать свободой всего человечества. Поэтому каждая победа эллинской культуры несла не унижение и не рабство другим народам. Это – свет познания, культ героического, культ красоты. Высокая честь такого призвания, конечно, могла волновать эллинов, преисполняя их гордостью, но…

… эллинство в основных устремлениях…

Эллинизм этот из Греции перешел в Африку и вообще на Запад. Затем он оказал сильное влияние на латинские, а затем на кельтские и германские племена.

Ни один народ в истории не имел абсолютных идеалов сразу во всех четырёх областях жизни: земледелии, политики, мысли и чувства. Проповедники теперь несли народу в одной руке Евангелие, в другой эллинизм.}

Вот почему после «торжества Христианства» как бы на полчаса при Императоре Константине и после создания вечного молитвенного общения между небом и землей эллинского народа, который мог бы сделать из эллинизма мировую религию, – должен был быть решен вопрос о судьбе эллинского гуманизма, как орудия новой общехристианской образованности.

Каковы  же были корни эллинского  гуманизма?

Эллинский школьный гуманизм, светское язычество греческое, так же как и государственный гуманизм Рима вырастал из чувства  самобытности мира и независимости человека от языческих богов, но была разница в том, что в эллинском школьном теоретическом гуманизме не было столько сил демонизма и кровавого отпечатка богоборных начал. Космос в эллинизме пред человеком свободным и здравомыслящим стоял во всей своей онтологической полноте, как нечто божественное, источник света, жизни, силы, маня ум для познания, волю для действия и чувственность для наслаждения. И если по-настоящему эллинизм был омрачён скепсисом, то тем с большей жадностью он обращался к своему счастливому прошлому, культивировал своё прошлое, когда всё  было безоблачно. Культивируя поклонение этому прошлому, эллинизм мог жить века этим идеологическим миражем.

Чем же было заманчиво это прошлое? В прошлом всё было светло и гармонично. Каково же было это прошлое?

Эрос неба к земле внушал земледельцу оптимизм в его трудах; героическая гражданственность духовно высоко подымала эллинов над другими народами; славное наследие философской мысли способно было осветить все пути жизни; здравый эвклидовский оптимизм Эратосфена, руководимый показаниями внешних чувств о вещах, видимых при свете солнца, никакая вражья сила с воздуха не грозила Эллинству… и никакое нашествие из далёких стран земли не пригвождало к месту. Земля – о б щ е ч е л о в е ч н а! И наступали повсюду эллины – учителя истинной человечности, народ, призванный учить других, и должен иметь общее мировоззрение.

Правда, очаги эллинизма окружены со всех сторон дряхлыми азиатами и свежими варварами. Эти народы – прирожденные рабы: грязь, рвань. Но они везде охотно эллинизируются.

{На обороте листа:

Как этот Эллин, с достоинством (высокомерно) относившийся к своим богам, и сложивший дерзкий миф о Прометее, -

Дальнейшее развитие Христианства должно было пойти по линиям Эллинской эволюции.

Византийская Империя образовалась из восточной половины Римской Империи после окончательного раздела последней при Феодосии Великом (395). Она обнимала все азиатские провинции римской Империи и кроме того в Африке – Киренаику, Мармарику и Египет; в Европе – Фракию, Мизию, Дакию, Македонию, Эпир, Фессалию, Ахаию. Столицей её был Константинополь}

И только этим путём эллинизации могут быть введены в великую общечеловеческую семью. Ибо все эти народы, лаявшие по-собачьи, еле лепечущие теперь по-человечески, должны будут в своё время непременно приобщиться к основам эллинского гуманизма: идиллии земледельческого труда, героическому преданию, умозрительной философии, Эратосфеному эмпиризму солнечного дня, безопасному чувству воздуха, и открытости земли, распростёртой во все стороны. Ибо земля Общечеловечна, и наступают везде Эллины.

Что могло смирить эту гордость?

Как эллинизм мог быть примерён с общехристианским догматом в Св. Троицу и с мироотрицающею сущностью Евангелия, которые составляли основы Евангельской эсхатологии?

На этот вопрос и отвечает цикл последующих видений.

Только грозные наставления Ветхого Завета.

Эллинство в своём сердце не было поработительно, а потому оно было тождественно со всем человеческим родом. Его дело было действительно дело всего человечества, его гегемония есть путь к солнцу всех. Его Свобода есть свобода всех народов, значит провозглашение идеи эллинства господствующим принципом эллинизма.

Это была четырёхкрылая светская религия.

От начала мира не было народа на земле, который бы имел абсолютные идеалы сразу во всех основных областях жизни: в земледелии, политике, науке, красоте. И теперь всё это рухнуло.

Вот толкование того, о чем трубили над Эллинством эти Ангелы. Четыре трубы – и четыре крушения. Крушение земледельческой идиллии, крушение богоподобного героизма, крушение веры в познаваемость истины, гибель красоты и эротики. Четыре обожания рухнули. Кончился праздник жизни, веселья и радости. О, это было вовсе не растление и гибель нации. Тут были разорваны цепи, привязывавшие нацию к системе, к чувственности, гордости, отделение деятельности от объекта. Те цепи, которые привязывали их к богам и кумирам их духа, разорвались навсегда. Страдания этого разрыва, хотя и были интеллектуальные, но глубоко действенные по своим последствиям. Они до такой степени расширили правдоизмещение эллинской души, что эта учительная нация, приняв двухмерное начертание мира, могла стать теперь на работу Богу вместо отвергнутого Израиля.

Это развалины омертвевшего мира идеалов эллинских, разложение всего строя античной жизни от вершин до уличных подонков.

И действительно, история подтвердила это. Эллинское восприятие Христовой Истины святых отцов стало на многие века основой для всего будущего языко-христианства. Бог Единый по существу и Троичен в лицах и Богочеловек Христос – вот что стало для лучших сынов этого народа подлинным небом над землёю; подвижничество – единственным героизмом; тайны благочестия – единственной философией; целомудрие тела – единственной красотой; каноническое устройство Церкви – единственной вселенской политией; обетования Евангелия – единственной эсхатологией. Если прежде Христос собирал свою жатву среди бедноты, то теперь к Нему повсюду приходили образованные классы городов, а не финикийские подонки.

Таковы Афанасий Великий, Григорий Назианзин, Василий Великий, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский, Лев Великий, Макарий Великий, Антоний Великий и несчетные ряды тех, кто следовал за ними в дальнейших поколениях..

Их сочинения полны безупречной красоты духа и ума вечной утонченности.

Всё это были избранные души и основоположники. Куда не обращали они свой взор, видели они дикий хаос разрушения, который ежедневно преследовал свои цели, повсюду кровь, повсюду безжалостное заклание жертв.

Но остальные упорствующие эллины, которым также не было числа среди эллинства, которые уклонились от этих интеллектуальных страданий – они что?

Они по-прежнему кланялись идолам, подогревали себя воспоминаниями прошлого.

В очах Божиих эти люди, не имеющие печати Божией на челах, взвешены и оценены не выше других племён и народов. Они терялись в общей лжеоседлой массе таких же глухих и слепых «живущих на земле», каких было множество среди старых тлеющих и молодых мятущихся народов Востока, Африки и варварской Европы. Все они одинаково не расслышали тех труб, и, конечно, не поняли рецидивов язычества и интеллектуальных испытаний. Это своего рода неизлечимый варварский хаос многоязычный, никогда не спокойный, волнующийся и топкий. Какие же суды нависали над всей этой бездонной массой взаимно отталкивающихся монад? Если Церковь не могла сама совершить этого разделения, то кто же?

И ВИДЕЛ Я И СЛЫШАЛ ОДНОГО АНГЕЛА (с суровыми очами, в которых стояли слёзы), ЛЕТЯЩЕГО ПОСРЕДИ НЕБА И ГОВОРИВШЕГО ГРОМКИМ ГОЛОСОМ: ГОРЕ, ГОРЕ, ГОРЕ ЖИВУЩИМ НА ЗЕМЛЕ ОТ ОСТАЛЬНЫХ ТРУБНЫХ ГЛАСОВ ТРЁХ АНГЕЛОВ, КОТОРЫЕ БУДУТ ТРУБИТЬ! (VIII,13).

Истинная жизнь открылась в эллинстве.

{Абзац зачёркнут:

Если испытания первых четырёх труб были как бы локальны, разразившимися только над Эллинством, то следующие бедствия, возвещённые Ангелом, летящим «ПОСРЕДИ НЕБА», будут развиваться, ибо обнимут поле действия гораздо более широкое. Они принесут «горе, горе, горе» всем живущим на земле. И действительно скоро неописуемые бедствия обрушились на приобщившиеся к Христианству лжеоседлые народы.}

{На обороте листа:

Христианство Христа и Евангелия оказалось античным народам не под силу. Оно уступило первенство христианству Константина и Никейского символа веры. При этих условиях коварное наследство, сданное победоносной Церкви старым побежденным культом, не расточалось, не заглохло. Но подымает голову, множится и растёт. Возвращая себе давно утраченные симпатии, оно становится способным к борьбе и победе.}