Каталог файлов
Меню сайта


Форма входа


Категории раздела
Статьи Тернавцева [6]
Толкование на Апокалипсис [53]
Файлы с главами "Толкования на Апокалипсис"
О Тернавцеве [0]
Другие авторы о Тернавцеве


Поиск


Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz


  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0


    Приветствую Вас, Гость · RSS 28.03.2024, 18:06
    Главная » Файлы » Толкование на Апокалипсис

    Часть I. Послесловие о семи Церквах (первый вариант)
    [ Скачать с сервера (43.2 Kb) ] 22.10.2015, 01:36

    Послесловие о семи Церквах

    [Первый вариант]

    РО РНБ. Фонд 1000СОП. 1968.30/8, л.118-126

    Вот я изложил толкование седми светильников Малой Асии, посреди которых ходил Господь. Я постарался изъяснить эту тайну, прежде всего в смысле одновременного сосуществования разных типов примитивного эллинского Христианства в конце первого века.

    Общины эти создались почти одновременно и в весьма близком соседстве. Все они в разладе с окружающим язычеством, но все они, как будто, живут сами по себе, и одна в другой не нуждается. Но, конечно, это не так. Сами того не ведая, они дополняют друг друга и представляют один светильник и седмизвёздную систему.

    Строение их одинаково: оно определяется не только наличным состоянием общины, но и утопией, высоко сиявшей над нею, т.е. не только характером святой жизни, но также и тем далёким заданием, которое горело над каждой.

    {На обороте листа:

    Они собой представляли начальную систему языко-христианства. Они не могут жить друг без друга. Без радости о бытии другой, они бедны. Это и показано в явлении Церкви, как провозвестия(?) кафолицизма и дальше как (неразб. - Жизни?)

    Какая-то связь, невидимая, но значительная, существует между ними.

    Но Бога как Троицы они не знали.

    Только через Христа возможно постижение Св.Троицы и Царства Божия. А постигать Бога, как Св.Троицу, значит постигать единую премирную Тайну, как она Сама Себя постигает или приобщает к этому познанию. Этого у Церквей нет.

    Единосущная и нераздельная Троица им неведома.

    Она на ступени Кафолицизма открывается.

    Истинное Христианство знает не только Христа Спасителя, но постигает Бога, как Св.Троицу через Христа.

    Знание Христа, как Спасителя, ещё не полно. Оно лежит в области истории, а не религии. Здесь есть радость о победе, благодарность избавления от Смерти. Но ещё есть загадка об истории падшей вселенной.

    Знание Христа, как Спасителя, есть историческое познание.

    Знание же Св.Троицы через Христа – религиозно.}

     

    Таким образом, эллинское христианство с первых дней было едино, но не представляло собой сплошной однородности, побеждённой множественности, но чувствовало ли оно само эту свою седмиричность?

    (Вставленная фраза закрыта сгибом листа.)

    Тайна светильников еще больше подтвердилась на их δευτήρωσις-ах, ибо в дальнейшем развитии своём, как я показал, Христианство также представляло собой не непрерывно развёртывающееся перед глазами зрителя однотканное полотно с изображением одной и той же драмы, имеющей общий конец. Нет, история его являет собой смену  с е м и  великих религиозных тел с другими действующими лицами с несходными концами. Но это те же семь самодавлеющих епископально-ангельских типов, несводимых друг на друга, и в то же время представляющих одну систему.

    {На обороте листа:

    Они приняли (неразб.) нерешительно, неуверенно, как бы вопрошая.

    Эти союзы, состоящие из трухлявых костей и мяса, что пожить не успеет, а уже портится.

    Эти Церкви Ефеса, Пергама, Фиатиры, Лаодикии занимали сравнительно место небольшое среди первого Христианства и незаметное. Были более сильные центры христианства: Рим, Кесария, Александрия, Антиохия, Коринф.}

     

    Что же представляли собой эти типы в их вторичных явлениях? – Те же Чудеса Воскресшего. Они в истории сложены из несчетного множества людей живых, осязаемых. Они окружены врагами, которые или совне ведут против них брань, или пытаются внести разложение внутри них. Но тщетно. Ибо каждая из них в Нём имеет Первосвященника своих жертв и Таинственного Ваятеля. В Нём находят выход из царства необходимости за пределы истории в царство абсолютного... И с Ним одерживают победы над материальным миром и ещё до смерти пронзены ощущением вечности.

    Здесь на огромных полях действительности, в мир сей входят силы иных миров высших – те же Ангелы Асийских Церквей и те же Духи, которые стоят пред Престолом Всевышнего. Он попускает также действовать и тёмным силам преисподней, с тем, однако, чтобы лучше сорвать с них покров тайны и потом окончательно низвергнуть в день суда.

    Таким образом, с явлением седмисвещника историческая действительность не есть замкнутая действительность. Эти семь Церквей – семь реальных прорывов в мир высший. Самим фактом своего существования они опрокидывают все рациональные теории исторического процесса и разбивают так называемую закономерность рациональной социологии.

    Каждый вторичный грандиозный тип, завершаемый ангелофонией, также отличается твёрдой законченностью духовного существа своего, одет в свойственные ему бытовые и исторические оболочки и отвечает сам за себя. В сущности это цикл душевных состояний, слагающихся в единый строй, с детским небом над собою, но воображающий себя всеобъятным. Если в примитивах они физически ограничены были городскими стенами, то в δευτήρωσις–ах рубежами духа. Но и там и тут они представляют собой живые сосуды откровения о Христе. Входя мыслью в каждую церковь, мы испытываем какое-то волнующее чувство общения с иным миром, ибо каждая из них, поясняя и расширяя прежнюю, даёт новое; и всё среди окружающей тьмы языческой имеет своё духовное горение здесь на земле; и над каждой горит своя заря вечности, как утопия, живёт неповторяемым кругом своих дел, созерцаний подвигов и опасностей, поёт о Христе свои песни.

    Эта изначальная разнотипность Христианства имеет чрезвычайно важные нравственные последствия. Она освящает индивидуальность церковную в языко-христианстве и побуждает отстаивать свою религиозно-общественную систему, как узаконенную Самим Спасителем. Наконец, эта святыня многотипности городского Христианства объясняет нам причину неудачи в истории всех усилий, направлявшихся к так называемому «соединению церквей», ибо такие попытки в большинстве случаев движимы были преступным умыслом разрушить чужой мистический тип и поглотить его, как ничего не стоящую лже-индивидуальность. Таковы были многие происки папства.

    Но и в этих позднейших формах, более законченных, раскинутых на более широком пространстве, но одушевляемых тем же Духом, стоящим пред Престолом Всевышнего, и теми же Ангелами, эти Церкви не сознавали своей седмиричности. Они не образовали исторически видимого Собора между собой. Возможно, что этого от них и не требовалось. Они были этим Седмисвещником, и этого с них достаточно, представляя семь прорывов в мир высший, опрокидывая все рациональные теории об историческом процессе и так называемую закономерность рациональной социологии.

    Этот же таинственный Седмисвещник, из чистого золота, чеканной работы, вот уже 19 веков он горит дарами Святого Духа на тёмной земле. Седмисвещник этот устроен симметрично. В центре и выше всех других подымает свой стебель и чашечку Фиатира – краса Церквей. Здесь жреческое стремление к исполнению Церкви Христовой на земле льёт свой яркий лучистый свет миру и служит как бы разделяющей вершиной между тремя типами Церквей до неё и тремя типами церквей после неё. Ближайшими по ту и по сю стороны Фиатиры держат свои огни два государственных Христианства – Пергамское и Сардийское. Это два типа религиозного действия о земле. Первое осложнено преданием Римского империализма, а второе – преданием эллинского империализма. Следующие два типа – это светильники терпения: от чужого греха и за взятый на себе чужой грех, Смирна и Филадельфия. Благочестие первой бросается в глаза серебристым светом, как страдание невинных; второе изсылает золотые лучи, как вольное принятие на себя вины – мессианская мука. Наконец, два крайних – сияние достигнутой истины, Ефес и Лаодикия. В Ефесе горит свет верности первым апостолам Евангелия спасения, а в Лаодикии свет верности вторым апостолам вечного Евангелия – о творении и страха Божия. (Исх.XXV, 31-36).

    Каждый из этих светильников, и примитив и δευτηρωσις, как школа ангело-подобной добродетели, лучезарно светит миру. Христос, как Первосвященник, Своими руками в один подливает масло, на другом поправляет светильню и властно сбрасывает нагар, и во всех поддерживает пламя. Но где же тут Царство, пришедшее в силе? Где Град Божий, сходящий с небес? Где теократия?

    Все эти Церкви разнствуют друг от друга не отношением к Богу Отцу или Святому Духу, а только ко Христу. Это семь великих всемирных религий, которые приподняли над землей <на> целые столетия и наполняли их Божественной энергией.

    Одна церковь в свой час закатывается за другую, как светило, сменяемое светилом: первая начинается у ног апостолов, а седьмая – сияет и оканчивается у дверей нового неба и новой земли. Но это еще не теократия.

    В мире вокруг них готовятся предпосылки грядущей теократии. Когда истинная теократия явится, то она их не отменит, а при свете их будет строиться и стоять 1000 лет, как Храм, их заключающий в себя. Вот почему этим семи ангело-епископальным религиям не дано заповеди возвышаться, а лишь не падая быть верными своей изначальной природе.

    Здесь нет еще теократии, но есть её седмисвещник, т.е. предпосылки, преддверие к ней. Здесь Христос говорит Ангелам и через них человекам. Это епископально ангельские религии, которым не дано заповеди возвышаться, а лишь не падая быть верными своей изначальной природе.

    Если Христианство от начала своего было многотипно и представляло собой как бы венок городов религиозной культуры, но не могло объединиться организованно, то спрашивается: как оно не раздробилось на фрагменты? Как под давлением соблазнов века и мёртвой тяжести окружающего оно не распалось на множество равнодушных друг другу враждебных толков и церквей? Но они понимают друг друга. Это зависело от того, что Христос не только открывает Себя каждой Церкви и даёт ей откровение о ней самой, но и связал их друг с другом. Но чем? Как? Послание каждой Церкви заканчивается одним и тем же повелительным восклицанием: «Имеющий ухо, да слышит, что Дух говорит Церквам!» (Ап.II, 7, 17, 29; III, 6, 13, 22). Таким образом, Дух Святой, провещая правду о каждой Церкви, даёт разуметь, что слова Его относятся также ко всем остальным. И возвещает их во всеуслышание народов и веков, и тем связывает их в систему. Вот почему святые и праведники одной Церкви так легко понимали святых и праведников другой, несмотря на обособленность языка, эпохи и мест, к которым они принадлежали.

     

    {На обороте листа:

    Сошествие небесного Иерусалима никогда не произойдёт в пределах истории, её трёх измерений. Оно есть четвёртое измерение истории.

    Прославленная телесность 1000-летнего Царства не есть уже материальная физическая телесность. «Сеется тело душевное, а взрастает тело духовное».

    Царство Божие не соизмеримо ни с какой подзаконной общественностью. Свобода Христа в Духе Святом не имеет ничего общего со «свободой» анархической.

    Вокруг них иллюзии прогресса, всеосвобождающие революции, безбрежная социальная мечтательность о земном благополучии, всё это бесконечно далеко от действительной онтологии мира.

    В истории действуют оккультные силы…

    Глубина человека космична}

     

    Вполне является законным вопрос:

    Если Христос открывал Себя каждой Церкви, и это Своё откровение возвещал другим Церквам, – то почему во вторичном последовательном существовании на всём протяжении истории этих семи типов не получилось  е д и н о г о  Града Божия, а так они и остались такими же взаимно непроницаемыми Ангельскими типами? Если бы соединить все эти городские очаги веры и добродетели, как слагаемые, – то неужели бы не получилась общая картина Вселенской Теократии? Ведь тут не было физических стен и рубежей Ефеса, Смирны, Пергама, Фиатиры и т.д., – то неужели бы не получилось сплошь Единое Стадо с Единым Пастырем и неужели над этим Христианством не исполнились обетования, горевшие над ними от начала?

    В том-то и дело, что нет. Но почему?

    Во-первых, такое «соединение» через иерархии в трёх измерениях Евклидового пространства неисполнимо. Только в подлинно христианском государстве решатся проблемы творческой тайны мира. Здесь Христос говорит Ангелам и через Ангелов человекам. Только в государстве Он может заговорить через человека с народами земли. Ни у одной же из них нет подлинно христианского государства, везде оно чувствуется лишь как возможность, как обетование, а не как факт. В факте же было другое и иное – нечто весьма скверное. Никогда человекобожная власть Пергама, жрецы Фиатиры, духовные собиратели Сард не помирились бы между собою. Чтобы победить их обособленность необходимо, чтобы над всеми ними явилась такая Правда и такая сила, которая, снявши с этих Церквей все их внутренние противоречия духа и все преграды земных интересов, вместе с тем явилась бы исполнением мечты каждой из них. Царям она открыла бы путь к созиданию истинно христианского государства, иерархии дала бы вкусить от своих чистых стремлений к высшим святыням человечества; учителям творческой тайны мира свет Христов, пробивающийся во временном. Святая Верховная власть должна была бы служить живым дополнением к тому безземному ангело-подобному познанию Христа, на котором покоятся все эти семь типов благочестия, дополнить восприятием Имени Его Нового, т.е. раскрытием тайны о Его человеческой природе и грехе, как источнике разъединения и смерти, и паки нового единства всей твари и воскресения в Боге.

    Во-вторых, простое собрание семи городских Церквей не разрешило бы проблемы о Единой Церкви ещё и потому, что в религиозном опыте этих Церквей не затрагивается тайна о космосе; христианин здесь проходит свой религиозный путь, будто он не человек, не богоподобный центр всего мироздания, а бесплотный Ангел и только странник в мире и, пожалуй, чужестранец. А между тем онтологическая тайна космоса назнаменована на человеке в его падении. Она же должна быть назнаменована на нём и в его возрождении. И когда это возрождение станет полным, – то засияет как нимб веры и силы познания, двигающей горами. Вот почему соединение Церквей не через разгадку тайны о космосе явилось бы только ломкой и смешением всех их и, пожалуй, извращением у каждой её святых черт.

    В чем же причина такой ограниченности этих городских Церквей?

    В каждом городе все лично знали своего епископа, и он знал каждого лично. Здесь люди связаны между собой узами соседства, гостеприимства, кровного родства, дружбы, взаимных услуг и одолжений. Нравственный переворот каждого вчерашнего язычника, принявшего крещение, был известен всем другим, и составлял предмет общей радости и раздумий. В каждой церкви лучшие люди, святые, понимали грехи и падение своих братий, потому что всё это происходило на глазах.

    Довольно было епископу перейти улицу, площадь, – и он лично воздействовал на того, о ком по диптихам ежедневно молился. Епископ рукополагал пресвитерами, лично ему известных и лично им испытанных. Вот почему никакие тайны высшего Υνώσις-а на поприще городских ангелофоний не задевались.

    В δευτήρωσις-ах тоже был соблазн путём ложного преодоления времени расширить горизонт своего сегодняшнего дня в целый небосклон сознания для других людей. Было дерзновение через ложное решение тайны о пространстве входить с испытующей волей в тайники душ многого множества людей, отделённых угрюмо молчащим расстоянием. Была мания подниматься вверх к небу без нравственной победы над злою тяжестью. Были попытки найти путь к бессмертной жизни помимо воскресения во Христе. Но всё это были соблазны, а не святые решения этих проблем.

    Вот почему здесь было недостаточно слияние этих ангельских Церквей, как слагаемых для получения суммы. Здесь необходимо было некоторое иное действо: синтез должен быть творчески дарован Самим Господом.

    Теперь станет понятно, почему Христос не устремляет городские Церкви эти к великим объединительным действиям, а скорее умеряет порывы их к расширению за пределы своих стен. Он мог бы зажечь с первых дней в них несокрушимую ревность к завоеванию общими силами всей арены жизни. А Он, напротив, по безмерной мудрости и великому человеколюбию налагает на них цепи терпения и молчания. Одним: «Вспомни, откуда ты ниспал»; другим: «Не бойся ничего, что тебе надо будет претерпеть», «Храни, что имеешь», «Будь верен до смерти», «Смотри, чтобы кто не восхитил венца», «Неправедный пусть ещё делает неправду, нечистый пусть ещё сквернится». Таков путь Его водительства среди языческих народов. Этот путь находится в полном соответствии с тем, что Он говорил ученикам при жизни: чтобы они подождали вырывать плевелы до общей жатвы, так как вместе с сорными травами они смогут повредить и добрую пшеницу.

    Но тогда что значило это обетование: царство мира соделал Ц.Г.И.Х (Царством Господа Иисуса Христа – расшифровка ред.) (неразб. 2 слова – м.б. Нового Иерусалима?) Града Божия, сходящего с небес.

    Это значит, что в душах верующих всех этих Церквей и вне их Господь Сам производит брожение и революции, и готовит всеобъемлющий творческий акт – чудо, которое в своё время потрясёт землю, как новая теофания. На той же сцене истории, где идёт борьба империализмов языческих с их коварной политикой, стремящихся эксплуатировать слабые народы и первобытные племена, там явится решение проблемы о Едином Граде Божием, которое будет вместе с тем и для семи Церквей высшею ступенью жизни религиозной. Святое единовластие, несущее собой в истории четвёртое измерение пространства, долго будет возрастать в тайне, оставаясь хилиастическим потенциалом, вызывающим лишь смутные и восторженные надежды, робкие чаяния. Но когда пробьёт час, – оно созреет и сверкнёт белым светом преображения, изнутри осиявающим Его огнём и душу и тело своих сподвижников, и, наконец, явится Великий Жнец (неразб.) теократии, подобный Сыну Человеческому с серпом в руках, и совершит жатву всего двадцативекового посева Христианства в разных концах земли и оздоровит виноградники Божии, и поведёт ко Христу одни народы словом любви, а другие жезлом железным. Решение это в виде зрелого плода снизойдёт с неба, как радостное откровение о Человеческой природе Христа и о Граде Божием, объединяющем и вмещающем всю тварь через возрождённого о Христе человека. Это решение и положит конец непроницаемости Церквей.

    Мистические слепки этих мировых событий изображены в массивных символах второй части Апокалипсиса. Эта часть обнимает Ангельский мир духовный, всё человечество в кровавой загадке зверей и космос – небо, землю и море и всё живущее в них, как тайну творения, раскрываемую в открывшемся богосыновстве человеков в противность царству зверя. Эти видения переносят нас в циклы грядущих событий и останавливаются там, где начинается вечность, т.е. новое небо и новая земля.

    Настоящее толкование моё было бы неполно, если бы я в заключении не попытался ответить на последний и самый трудный вопрос: почему избрано было Господом именно  с е м ь  Церквей, а не шесть, не восемь, десять или двенадцать?

    Седмирическое число Церквей находится в соответствии с глубочайшей тайной о Церкви, как новом творении. Церковь есть явление Бога Живого в человеках, Творца в твари. И так как творение было определено к бытию в семь совершительных актов руки Божией, то и восстановление творения может быть исполнено также в семь раздельных актов спасающей благодати Иисуса Христа.

    Основная мысль домостроительства – это «Агнец, закланный от создания мира». Но положить эту тайну во главу угла всего домостроительства оказалось возможным только потому, что от начала космос сложен Творцом в расчёте на возможность восстановления его через искупление Бого-Человеком Агнцем.

    Такой взгляд на семь Церквей был бы справедлив, если бы можно было в последовательной смене типов этих Церквей провидеть эти семь творческих актов в том же порядке смен дней творения, как оно рассказано в книге Бытия. И вот я думаю, что некоторые черты седмиднева указать здесь можно.

    В первый день – в Ефесе среди эллинского язычества – Христос явил Себя, как всяческий свет: свет небесный – звёзды и свет земной – светильники… И отделил этот свет от тьмы: лже-апостольского γνώσις-а и Николаитства – блуда языческого. В лице апостолов Он распростёр над тёмным языческим хаосом земли ангелоподобное небо чистой духовности. Но земля – цель апостольских воздействий – «шедше убо научите вси языци земные» – остаётся ещё не устроенной, безвидной, пустой даже после обращения. Апостольское Христианство явило себя здесь во всей своей противоположности с языческой действительностью земли. Христианство здесь было воистину небом чистой духовности и идеализма над топким хаосом языческих стихий и новым светом среди тьмы.

    Во второй день в Смирне – посреди топкости и разъединения языческого, готовых поглотить всё созданное в первый день, т.е. всё искупленное от всеобщей власти греха – явилась новая твердь – Христос, се Живый среди бездны губящей и смерти, надвигающейся со всех сторон. И твердь эта отделила Апостольский верх, который сиял над новым религиозным опытом верующих, живущих в юдоли земли.

    В третий день – Пергамском Христианстве – творчески устрояется земля: суша отделяется от вод. Христианские части населения богоборной Империи собираются изо всех отдельных общин в Единую Церковь кафолическую, а не возрождённые части языческие, колеблющиеся и волнующиеся, точно море, сливаются в одно топкое собрание. И примирены они появлением гигантской растительности на земле – бесполой и бесцветковой – явлением великанов аскезы – отцов Церкви, которые соединили в себе весь рассеянный свет язычества, всю питающую влагу, носящуюся над землёй и поднятую из моря в виде паров, и отдавали всё это на службу Церкви и Христианству, которое здесь уже живёт на земле питающей, и кормящей, и обитаемой.

    В четвёртый день – в Фиатирском Христианстве – Христос зажёг на небосклоне истории солнце мессианских надежд. Теперь над языко-христианством засияли великие ожидания будущего торжества в истории – едино стадо с Единым Пастырем во главе. Видение блаженного века этого, видимого со всех концов земли, – цель истории – стало играть роль светила, во свете которого теперь стали оцениваться все дела и стремления человеческие и стали по-новому расцветать все цветы христианских добродетелей.

    В пятый день – в Сардийском Христианстве – созданы были твари летающие и плавающие, как заключающие в себе ангельское и животное истолкование тайны о небе – механическую победу над тяготением. Ибо они, становясь священными воспоминаниями, держатся над водами, что выше тверди, и над водами, что под твердью, но о земле решения тут ещё нет. Так и Церковь Сардийская знает Христа, как раздаятеля бесплотных духов Небесных и Держателя надземных звёзд, но о человеке и земле здесь Христового решения ещё нет.

    В шестой день – в Филадельфийском Христианстве – Христос открывается, как воссоздатель богоподобия в человеке на земле в его отличии от зверей, владеющих полем сути. И действительно, здесь в Филадедьфии положено начало той истинной возрождённой человечности, которая послужит подножием Града Божия и вместе с тем является разрешением тайны о зверях и обо всём мире.

    В седьмой день – в Лаодикийском Христианстве – Христос почил от дел Своих на земле и для земли. Теперь Он открывает Себя, как Сущего Творца, вне Церквей, как творения Своего, как Царя пакибытия грядущего. Он – сидящий на Престоле в Царстве Славы, к которому устремлены все шесть дней творения Его и, обращаясь к которому, они восклицают: «ей гряди, Господи». И в Нём все эти дни творения, как труды, найдут, наконец, свой отдых и праздник в Боге – субботу истинную и святую, вечную Пасху.

    Категория: Толкование на Апокалипсис | Добавил: ternavcev
    Просмотров: 341 | Загрузок: 9 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Бесплатный хостинг uCoz