АРАБЫ И АРАВИЯ

РО РНБ. Фонд 1000СОП.1968.30/2. Л.232 – 239

Далеко за пределами Римского ORBIT TERRARUM-а и вне всякого умственного влияния Эллинства жил на востоке один странный народ, совершенно не похожий на другие народы. Это – Арабы. Насчитывая в своём составе несколько отдельных колен, предводимых своими шейхами, кочевой народ этот не имел писаных летописей бытия своего. Однако он с твёрдой уверенностью возводил нить своего тысячелетнего существования к одной начальной точке, но начальная точка эта не терялась, как у других народов, во мраке веков, а сияла ему оттуда наподобие яркой звезды. Этой сияющей точкой был Авраам, «друг Божий». Память об Аврааме передавалась из уст в уста, входила из души в душу, жила в этом народе с изумительной прочностью.

Но ещё изумительнее была самая судьба этого народа. Библия подтверждает, что у Авраама кроме сына Исаака от Сарры был ещё сын от наложницы Агари – Измаил. Согласно повелению Божию, Авраам много забот положил на то, чтобы внушить Измаилу веру в Единого бога и запечатлеть это обрезанием (Быт.XVIII, 18). Однако когда у Сарры родился собственный сын Исаак, наследник величайших всемирных обетований, Измаил с матерью по требованию Сарры были удалены из дому и поселились в соседней пустыни Фаран. Но Измаил и после сего не был покинут отцом. Арабское предание говорит, что Авраам неоднократно посещал Измаила в его кочевиях и наставлял в вере в пустыне.

Библия подтверждает это, говоря: «Бог был с отроком; и он вырос и сделался стрелком из лука…» (Быт. XXI, 20).

От Измаила родилось 12 сыновей. Со временем потомство его весьма размножилось и составило «великий народ» (XVII, 20). Кровная связь у других народов с каждым поколением ослабевает, но народ этот никогда на протяжении 1¹/₂  тысячи лет не терял сознания своего исторического тождества и национального единства, сохранил почти неизменным также и свой характер, и нравственный облик.

«Он будет между людьми, как дикий осёл. Руки его на всех и руки всех на него» – предречено было о нём (Быт.XVI, 12). Это непримиримый кочевник на земле, монотеист, и пылкий, и воитель, и правдивый с искрящимися глазами и решительной жестикуляцией. И правда, кругом подымались и падали великие политические могущества – Египет, Финикия, Вавилон, Персия, Македония, Сирия и, наконец, Рим. Всё сокрушали они на своём пути, от самой наследницы обетований Иудеи не осталось камня на камне, а кочевой народ этот, живший только под защитой родных песков, ни разу не подвергался порабощению иноземцев и удержался на своих исконных местах, «что перед Египтом, как идёшь к Сирии» (Быт.XXV, 18). Точно незримой рукой он охраняем был для какой-то иной задачи.

Дикий осёл, не выносящий никакой упряжи.

В чём же заключалась эта задача?

Ещё над колыбелью этой расы, когда она состояла из одной семьи, усилиями Авраама загорелся яркий светоч монотеизма. Среди надвигающихся мраков повсюдного идолопоклонства и религиозного упадка утопия о Едином Боге эта сияла, как чудесная звезда всем последующим поколениям Измаилова корня. Под этой звездой вырастали знаменитые праведники Аравии: Валаам, Иов и его собеседники, как и многие пророки и кагины (арабские аскеты, мудрецы и предсказатели в домусульманский период – прим. ред.). Она же на протяжении полторы тысячи лет не позволила арабам смешаться с соседними религиозно-падшими народами, хамитами Египта и Содомскими племенами Палестины. Эти праведники были как духовные колодцы среди пустыни.

О чём же вещала эта незакатная звезда?

Она свидетельствовала яркими лучами своего света, что истина – не книжна. Истина сообщается человеку influxus mysterium (приток тайны – пер. ред.), не учёностью, не счётом, не измерением и не хитросплетёнными доводами рассудка, это наитие, посещение из иного мира, это одержимость. Истина – откровение Бога Живого, Творца неба и земли, там, в высоком небе живёт Он Судия и Мздовоздаятель. Утопия о святой одержимости не переставала светить арабам среди постоянных междоусобий. Она не гасла ни в торжествах народных, ни под тяжестью будничных мелочей жизни, ни среди бед дождливого ненастья зимы, ни в знойные дни лета, и даже удушливый хамсин, состоящий из дыханий 10 000 демонов, несущийся самум из песчаной Сахары, который губил всё живое, и казалось, способен привести и человека в полное отчаяние, и когда казалось, что весь мир разрушается и горит, не в силах был загасить эту звезду. Нераздельно господствуя над умами, эта звездная утопия о святой одержимости долгие века держала силы этого народа в приподнятом состоянии и вместе с тем в оцепенении некоего религиозного ожидания. Чего? Непременных откровений. И обетования размножить его потомство, как песок морской. Эта утопия, религиозно-творческая мечта, не боялась испытаний. Она по-прежнему царила в небесах их духа. Пред величием и святыней её всё, что лучшие бедуины в минувшие века успевали перевидать у окружающих народов, казалось им ничтожным,  т щ е т н ы м:  величественная фараоническая культура и символика Египта с техникой земледелия и построек, и гордое человекобожие Вавилона, и Финикийское мореплавание с приносимыми им несметными богатствами, и Эллинская философия с пластическими искусствами, архитектурой и скульптурой, и Сирийская роскошь с таинственным сладострастием, – ничто не соблазняло этих кочевников пустыни.

Но какова же была их собственная жизнь?

В Средней Аравии городов не было, а только караванные стоянки в оазисах под пальмами у ручьев. Истощаясь в гостеприимстве, вечно голодные, легко переносили бедуины убогие свои шатры от одного колодца к другому. Они занимались воинскими потехами, состязаниями в поэзии, сказках, нескончаемыми счетами взаимного родства с целью определить права и долга мести, занимались немного торговлей и скотоводством, а больше грабежом караванов, проходивших через пустыню из Индии в Египет и Сирию. Ежегодно совершались паломничества в Мекку для поклонения камню, упавшему с неба, и находящемуся в святилище Каабы, якобы устроенном Авраамом. Но кончался праздничный месяц, и все растекались по своим станам. И вечная кичливость кочевников к оседлым жителям каменных городов передавалась из поколения в поколение, как завет.

Арабы гордились тем, что не лишались души своей, запрягая себя (из-за научной любознательности – дикий осёл) в ярмо однообразного труда, чтобы содержать постоянный каменный дом. Земледельческий труд – это удел презренных, школьное учение – удел неизбранных. Только преклонение пред идолами оседлости обрекает людей на это уничижение. И душа бедуина кипела негодованием против такого рабства. Бедуины свободны, как должны быть свободны «дети Божии». Так шли века, почти ничего не изменяя ни в мыслях, ни в наклонностях, ни в быту, ни в социальном строе потомков Измаила.

Но вот в соседней Палестине и в многоумном высоко-культурном эллинском мире произошли великие события и потрясения. Родился «Эммануил – с нами Бог», всюду повозникали Церкви и свершился, наконец, суд Божий над избранными иудеями: храм их был разрушен, а народ истреблён и рассеян. Христианство долго было жестоко гонимо, но, наконец, восторжествовало, и сам Римский Император, этот идол, одетый в золото и пурпур, принял веру во Христа.

Ομοουσιος (единосущный – пер. ред.), ομοιουσιος (подобосущный – пер. ред.)? Не знаем, и знать не хотим.

В первые века Христианство изобиловало учительно одарёнными людьми, посылало во все концы мира своих апостолов и вдохновенных проповедников, но Аравии они не взволновали. Тут проповедывал ап. Павел, но неудачно. В тысяче единичных случаев совершалось молчаливое отталкивание мстительных сердец от завета смирения и прощения. В итоге явилось противление всего народа Христу, которое на протяжении 5 веков с недоумением наблюдали христианские писатели. Детскими глазами и с неисправимой гордостью кочевников смотрели Арабы на всё это духовное движение в городах, совершавшееся у окружающих оседлых народов. Да и что видели они там, где христианство восторжествовало, и куда они приходили с караванами верблюдов и грузами фиников и ладана? Какие рассказы об этом приносили они домой?

Там по-прежнему одно скопидомство! Епископы стараются жить с большими удобствами и в роскоши, чем священники; священники – с большими удобствами, чем народ. Иго оседлых. Эти люди только и думают о еде и красивой одежде, прячут деньги, полученные за товары, никого не угощая, и хвалятся в словоизвержении. Все угнетают и губят ближнего, чтобы урвать у него часть благосостояния. Торговля их – безбожный обман в весе и мере, утонченное злоупотребление чужою нуждой, не боясь Бога, повышают цены.

Столицы их – Дамаск, Бостра (Босра, город на юге Сирии – прим. ред.), Александрия, Антиохия хвалятся христианскими храмами. Но эти города – это скопища греха. Все там, когда соберутся, то охвачены духом, противным тому духу, который изливается «в книгах», читаемых ими в этих храмах. Начальники и богачи запрягли бедный народ в трудовую лямку вьючных животных, а сами, не доверяя завтрашнему дню, набивают свои кладовые всякими запасами. Вот какая там святость! Ад на земле!

Книги развращают их. Новая вера Иисы нисколько не изменила этих народов. Они кичатся своей учёностью, а запутались в ересях и проклинают друг друга из-за слов. Из слов сделали для себя настоящих идолов, а для врагов – капканы. Это тёмные идолопоклонники. Вся жизнь их показывает, что они сомневаются в благости Бога, не покидающего своих творений даже здесь, в пустынной Аравии. Разве Господь не даёт им, бедуинам, чистую воду в колодцах, финики, всё нужное, чтобы они могли чувствовать себя истинными «детьми Божиими»?

И несмотря на то, что древняя звезда веры Авраама, на подобие звезды волхвов с Востока, звала ещё повелительнее и ещё громче ко Христу, народ этот не пошел многолюдными покаянными процессиями с пальмовыми ветвями и пением Κύριε, ελέησον (Господи, помилуй – пер. ред.) в Иерусалим ко гробу Господню, а ходил в Каабу к камню и продолжал свысока смотреть на всё Христианство без разбора, не умея в нём увидеть деющейся тайны спасения.

В упорной слепоте народ этот по-прежнему думал, с упрямством дикого осла, что он – один верен среди повального идолопоклонства и нечестия кругом. Сладкое опьянение своей лени, распространявшейся по всем членам, принимали за предвкушение уготованного ему блаженства на небесах, влюбленность за откровение, и по временам его охватывали припадки гнева против этой лжеоседлости христиан абиссинских, месопотамских, коптских, христиан сирийских, христиан эллинских и особенно богоотверженных иудеев.

А кормчая звезда Авраамовой веры, звёздный свет этой утопии, ещё ярче и выше сияла, точно в последнем напряжении света, над этой удивительной страной, держа все колена её народа в какой-то загадочной боевой готовности – символ несметного размножения саранчи.

Что же это была за страна? И что за боевая готовность?

Эта страна – оплот откровения о Едином Боге. Ни в одной стране мира человек не был так прямо поставлен лицом к природе и загадке её тварного единства, как в Аравии. Рек здесь нет, также нет и лесов и птиц. Птиц нет! Только саранча тучами переносится от оазиса к оазису, затмевая солнце.

Куда не понестись на самом быстром скакуне – везде с изумительной правильностью точно циркулем обведён горизонт. Выйдешь из шатра ночью, с такою же правильностью поднимается над землёй синее глубокое полушарие небесного свода, усеянное миллионами звёзд. Среди гробового молчания одиноко стоит здесь человек в самой середине огромного гладкого круга, расстилающего свои пески на сто полётов стрелы во все стороны. Весь доступный мир здесь на каждом месте даётся человеку в единое обладание, сладостное блаженное чувство среди окружающей тишины. Единоцентричность мира здесь является патетической интуицией, врывающейся в душу религиозного созерцателя. И тот, кем она первым овладеет, готов будет в учительном исступлении восклицать в лицо всему Христианству: Един Бог на небе, и я его воинствующий вещатель и пророк!

Горе живущим лжехристианам, горе в городах идолопоклоняемых!